– Может быть, Антон не согласится, – отвожу взгляд.
– Может быть. Но я почему-то не сомневаюсь, что он своего не упустит.
Мы правда обсуждаем наш секс втроем? Подумать только. Тело охватывает нервный озноб. В поисках тепла жмусь к Назару. Дышу им одним. Мне все-все в нем нравится. Как он выглядит, как меня касается, что говорит… Особенно когда мы в постели.
– Мне так страшно, – признаюсь сипло.
– Мы просто попробуем. И если ты поймешь, что это не твое, мы все переиграем в любой момент.
Слизываю слезы с губ. Проглатываю нервный смешок.
– Хочешь придумать стоп-слово?
Пальцы Назара, поглаживающие мою ягодицу, замирают и тут же требовательно вдавливаются в кожу.
– Интересно, откуда моя невинная женушка прознала о стоп-словах.
– Эй! Я ж не в лесу жила. Стоп-слово даже у моего папы было. – Назар выпучивает глаза, а я со смешком продолжаю: - Когда я ехала в магазин за сумочкой, стоп-словом было…
– Ну?
– «В пределах пятидесяти тыщ», – шмыгнув носом, довольно похоже парадирую голос отца. Назар смеется, уткнувшись лицом мне в шею.
– Ты чудо. Самое настоящее чудо.
– Скорее уж проклятье, – мрачнею.
– Нет. Не думай так. Я рад, что все так сложилось.
И что к этому добавить? Не знаю. От его слов мне только хуже становится. Ком в горле разбухает. С губ рвутся рыдания. Я абсолютно точно не заслуживаю такого мужчину.
– Эй, ну ты чего опять ревешь?
– Я даже пальца твоего не стою.
– Не смей так говорить.
– Ты самый лучший на свете, Назар. А я… Я просто идиотка. Прав Марат. Нужно было меня пороть.
– Учитывая то, с какой легкостью в нашу жизнь просачиваются всякие сексуальные извращения, до порки мы дойдем в самое ближайшее время.
Я кусаю губы и некрасиво хрюкаю, не в силах удержать в себе смех. Ну, вот как? Как ему это удается? Секунду назад я плакала, а сейчас заливаюсь хохотом.
– Ужас, – машу руками перед лицом. – У меня, по-моему, истерика.
– К твоей истерике я был готов.
Надо все-таки в душ. Может быть, в голове прояснится. Потому что пока в ней царит хаос. Ни одной связной мысли. А еще я очень волнуюсь о том, как сам Назар это все переживает. Опираясь на локти, приподнимаюсь, чтобы заглянуть мужу в глаза.
– Тебя волнуют эти мысли? Ты представляешь нас втроем? – интересуется он, гипнотизируя меня, как удав кролика. Я резко зажмуриваюсь. Медленно сглатываю. Распахиваю глаза… И киваю. Врать ему нет сил. К тому же в этом нет никакого смысла. Назар сам подсадил мне в голову мысли об Антоне и теперь, как заботливый садовник, вспахивает почву, чтобы мои фантазии расцвели буйным цветом.
– Значит, ты согласна?
– Если хочешь, можно попробовать.
– Тогда я поговорю с Антоном?
– Поговори. Если он откажется, все наши разговоры вообще не имею смысла.
Я хочу… Очень хочу, чтобы он отказался. Все во мне кричит, что так нельзя. Но чертова похоть выжигает меня до пепла. Аллах! Пусть это сработает. Я так устала… Я так хочу, чтобы меня отпустила эта неправильная любовь. Ничего в жизни я так не хотела!
На следующий день я жду Назара дома. Брожу из угла в угол, но стоит замку провернуться в двери, выбегаю ему навстречу.
– Ну что? Ты… поговорил с ним?
– Угу.
– И?
– Антон согласен.
ГЛАВА 26
Если сгорим,
Давай гореть красиво
«Если сгорим» – NЮ
Назар
– Волнуешься?
Как будто не видно! Глаза как у наркоманки, руки нервно шарят по узкой юбке платья.
– Думаю, дома я бы чувствовала себя лучше.
– Нет. Дом – это дом. Там нет места посторонним.
– Конечно. Ты прав. – Лала отводит глаза. – А я, как всегда, не подумала.
– Пустяки. Тем более что мы уже приехали.
Лала вздрагивает, оборачивается ко мне. Глушу двигатель. Осторожно касаюсь ее свободно струящихся по плечам волос, не желая испортить укладку. Лялька к делу подошла со всей ответственностью. Бельишко новое купила. Кудри навертела, накрасилась. Пусть будет. Не пропадать же добру. Старания жены я отношу на счет извечного женского тщеславия, а не на счет Дубины. Хотя чего уж греха таить, ему она, конечно, тоже хотела понравиться.
– Готова?
Быстро-быстро кивает. Обводит языком губы. Совсем скоро ее губ коснутся чужие. Да если бы только они…
– А ты? Ты готов?
Аха. Ну конечно. Я же это затеял. Взвесил. Прикинул. Все хорошенечко просчитал. В первую очередь свои силенки, конечно. И пришел к выводу, что сдюжу. Так действительно будет лучше. Хуже – если за спиной. За спиной я не прощу и один черт ее потеряю. А так… Находясь рядом, разделяя ее эмоции, может, даже поймаю кайф.
Действую, блядь, на опережение.
Отрывисто киваю. Толкаю дверь и выхожу на усыпанную снегом парковку. Забираю валяющуюся на заднем сиденье бутылку вина и только потом помогаю выбраться Лале. Молча проходим в парадную. Консьерж уже предупрежден о нашем визите. Дубина отчитался. Все пройдет на его территории, потому что никакой отель не может гарантировать нам абсолютной конфиденциальности. А вот холостяцкая берлога Дубины – вполне.
– Лифты там, – задерживаюсь пальцами на лялькиной пояснице. Проходим в кабину. Прижимаю жену к себе и, зарывшись носом в ее волосы, начинаю слегка поглаживать. Веду вдоль спины пальцами, задеваю бедра, поднимаюсь вверх по рукам. В лифте, конечно, установлена камера, поэтому мои касания абсолютно невинны.
Наверное, я просто хочу запомнить ее такой. Только моей девочкой. Моей лялькой.
Лала не шевелится. Будто понимая, как для меня важны эти секунды, она, притихнув, сопит мне в ухо, и лишь ее тяжелое дыхание выдает, как она на самом деле волнуется.
– Ты же помнишь, да? Все можно остановить в любой момент.
– Помню. А Антон…
– Что?
– Он не обидится, если я в последний момент струшу?
– Ты должна думать лишь о себе, Лала. Почувствуешь, что это для тебя слишком – останавливай все, не раздумывая.
– А ты уверен, что это не слишком для тебя? – доносится ее глухой голос.
– Абсолютно. Иначе нас бы здесь не было.