думает, что я расскажу ему? Ему? Серьезно? После всего?
Если это реально, то он настоящий сумасшедший.
Отшатнуться от него не выходит, как и отодвинуться. Мы продолжаем стоять нос к носу. Смотрим друг на друга. Картинка немного плывет от близости, слишком тесный контакт получается, но, тем не менее, это все равно позволяет мне, заглянуть в его глаза. Темные радужки. Цвет крепкого кофе.
Сглатываю ком, вставший в горле от этой дикой близости, и совершаю попытку высвободить руку из его захвата. Тщетно. Мейхер вцепился в меня стальной хваткой.
— Расскажешь? — спрашивает уже тише. Почти шёпотом.
От интонации, что он подбирает, по моей спине бегут мурашки. Становится не по себе. Жутко.
Это чувство возникает не от страха, это точно не он. Что-то другое. Потаенно, еще не испытанное ни разу.
Привстаю на носочки и снова пытаюсь отделаться от его пальцев на своем запястье.
— Мне больно, — почти пищу. — Пусти.
— Сначала расскажи, — давит голосом, но захват ослабляет, настолько, чтобы я смогла выдернуть руку, но тем не менее.
— Ты мне не друг. Я не питаю к тебе ни одной положительной эмоции. С чего я должна тебе что-то рассказывать.
— Врешь, — Мейхер отстраняется на несколько сантиметров, просто чтобы видеть меня четче.
— Вру?
— Естественно. Пи-та-ешь, — растягивает по слогам. — Но не хочешь себе в этом признаваться.
— Твой план по влюблению, трещит по швам, Сенечка, — улыбаюсь, но чувствую, что губы дрогнули.
Мейхер это тоже видит. Поэтому, наверное, и скалится. Его ухмылка, становится точкой невозврата. Когда ты полностью теряешься в пространстве и не знаешь, что будет дальше. Не знаешь, что тебе со всем этим делать. Он давит, а я не привыкла, чтобы меня кто-то пытался вот так себя подчинить…
— Да нет, работает просто отлично. Ты два раза за сегодня об этом сказала.
Арсений больше не улыбается. Смотрит на меня из-под полуопущенных ресниц. Темных и длинных.
— Не хочешь говорить сама, тогда я, попробую угадать, Майя.
Ха! Отличная идея. Пусть гадает, все равно никогда не доберется до истины. Я смогу кивнуть на любом его нелепом предложении, и с легкостью отделаться от этого назойливого внимания на этот час.
— У тебя проблемы дома, — произносит очень уверенно.
Его слова летят в сердце подобно стреле. Напрягаюсь. Нет, я и сама в аэропорту взболтнула лишнего, поэтому глупо сейчас так нервничать. Проблемы и проблемы.
— Залюбленную, домашнюю девочку спустили на землю? — прищуривается. — Ничего идеального не существует, правда, Майя? — он снова переходит на шепот.
Опускаю взгляд. Главное — не разреветься сейчас опять, иначе все станет только хуже.
— Наругали? — продолжает гадать, просовывая пальцы под край моей майки наглейшим образом. — Вряд ли, — хмурится. — Узнала какую-то тайну?
— Убери руки!
Мейхер не спорит. Скользит пальцами ниже и прижимает раскрытую ладонь, уже поверх моей одежды.
— Узнала? Что-то, что долго от тебя скрывали? — склоняется надо мной. Рассматривает так пристально, что в какой-то момент, я просто громко всхлипываю и срываюсь на дикий вой.
Чувствую, как Мейхер вздрагивает. Он сам кажется не ожидал, что активирует эту бомбу. Я не то чтобы плаксивая по жизни, впечатлительная, эмпатичная. Если мне грустно, то я плачу, не прикидываюсь железной леди. А сейчас мне грустно, очень и очень грустно.
Чувствую, как Арс разжимает пальцы, высвобождает мое запястье. Растерянно я бы даже сказала боязно, охватывает ладонями мои плечи. Мнется рядом, молча, пока я, продолжая рыдать взахлеб.
— Слушай…Майя…
Он что-то бормочет там, а я не слышу. Вцепляюсь в него мертвой хваткой и плачу. Иногда горло забивается от слез и слюны, и мой рев превращается в пугающий кашель.
Совершаю глубокий вдох, прежде чем Арс накрывает мои губы поцелуем. Напористым, агрессивным и отвлекающим. Я забываю про свою истерику, упираюсь ладонями в грудь этому гаду, пытаюсь его оттолкнуть, но не получается. Тогда прибегаю к тяжелой артиллерии, и просто выгрызаюсь ему в нижнюю губу, в полной уверенности, что отскочит в сторону, но он этого не делает. Отстраняется на сантиметр, наверное, и только сильнее вжимает меня в стену.
— Это. Было. Зря.
Он произносит каждое слово четко и медленно. Немного запыхавшись.
— Я не хочу с тобой целоваться. Мне не нравится с тобой целоваться, — выдаю наконец то, что так давно хотела ему сказать. — Снова придется чистить зубы, язык, прополоскать рот хорошенько. Прекрати меня целовать, Мейхер. Я не разрешаю!
— А я вроде и не спрашиваю, Майя.
Его ладонь ложится мне на талию, кончики пальцев едва ощутимо впиваются в бок, но этого хватает, чтобы вздрогнуть и привстать на носочки, снова.
— И очень зря, Сенечка. Потому что мне противно, — смотрю ему прямо в глаза.
Мейхер ухмыляется.
— Да мне пофиг, если честно. Весь прикол в том, что мне не противно, Майя.
Приоткрываю рот, чтобы сказать очередную колкость, и теряюсь. Что на такое можно ответить? Чем крыть?
Скрипнув зубами, вонзаюсь ногтями ему в плечо. С восторгом наблюдаю за его реакцией. Знаю, что ему больно, ну или как минимум неприятно, хоть он и не подает вида.
Мои пальцы белеют. Злюсь, на отсутствие реакции с его стороны, и убираю руку. Она плетью летит вниз и зависает в воздухе.
Арс ловит мою ладонь. Сжимает. Его губы снова приближаются.
— Если будешь ныть, я тебя опять поцелую.
Арсений
Какой-то тупой шантаж, и если уж оценивать ситуацию со стороны, не в мою пользу вообще, но наблюдать двое суток, за тем, как она периодически ревет, особого желания у меня нет. Рассудком поехать можно.
— Я серьезно, — продолжаю. — В любое время, в любом месте. При всех, или один на один.
Майя моргает, трет свой и без того красный нос, а потом, вскользь касается припухлых порозовевших губ.
— Ты дурак?
— За обзывательства тоже, — склоняюсь над ней, упираюсь ладонью в стену у Майи над головой, — будут санкции.
Майя напрягается, вытягивается по струнке и, кажется, не дышит.
— Это шантаж какой-то…
— Он самый.
Киваю. Сжимаю ее пальцы в своей руке крепче. В этот раз она не пытается высвободиться, а я уже давно поймал себя на мысли, что мне нравится ее касаться.
Странно…
— Зачем тебе это? Какая вообще разница?
Майя нервно переступает с ноги на ногу, несущественно впивается ногтями в мою ладонь, не переставая при этом смотреть в глаза. В очередной раз за это долгое утро подмечаю для себя, что они у нее обласканы солнышко. Яркие. Теплые. Манящие.
— Терпеть не могу ноющих девчонок, — выдаю полуправду, качнув головой, чтобы отвести взгляд от этих колдовских глаз.
Не могу терпеть, да,
