– Рано или поздно она все равно должна узнать.
– Но я думал, еще есть немного времени.
– Мэтт… Она поймет.
– Поймет ли? Нейл, но я больше не хочу ее! Я даже думать об этом не могу! Она ведь ждет мужа, а что она получит? Не муж я ей!
– Сидя здесь, ты ничего не можешь сказать. Не пытайся все решить поскорее, ты не можешь знать, что произойдет. А будешь сейчас изводить себя, так получится еще хуже.
Мэтт вздохнул и одним глотком опустошил стакан.
– Здорово, что у тебя есть это зелье. Действует как обезболивающее.
Нейл переменил разговор.
– Льюс, наверно, был в гнусном настроении сегодня и всем остальным его испортил. Он ведь сначала устроил сцену в кабинете у сестренки, а потом уж занялся Беном.
– Я знаю, – сказал Мэтт.
– А ты это тоже слышал?
– Я слышал, что он говорил Бену.
– То есть ты хочешь сказать, что помимо автоматной очереди было что-то еще?
– Еще много чего было. Он весь кипел и пузырился, когда вылетел из кабинета, и накинулся на Бена, потому что тот не хотел слышать, как он называет сестренку. Но больше всего Бен расстроился, когда Льюс начал говорить про Майкла.
Нейл развернулся всем телом в сторону Мэтта, вглядываясь в него, как в какую-то ценную вещь.
– И что же он говорил про Майкла?
– Да просто, что Майкл – педераст. И могла же прийти в голову такая глупость. Он утверждал, что читал об этом в документах Майкла.
– Сволочь!
Удивительно, до чего судьба иногда играет на руку: узнать все это и от кого? От слепого, который не мог увидеть, какое выражение у него на лице, какое впечатление произвел своей новостью…
– Ну-ка, Мэтт, давай еще по одной.
Виски быстро ударило в голову Мэтту, по крайней мере, так показалось Нейлу, но, взглянув на часы, он увидел, что время приближается к полуночи. Он встал, положил руку Мэтта себе на плечи и начал поднимать слепого с кровати, чувствуя себя сам не слишком уверенно.
– Ну давай, старик, тебе пора в постельку.
Бенедикт и Майкл уже складывали шахматы. Майкл тут же подошел к Нейлу, и вместе они стянули с Мэтта брюки, рубашку, майку, трусы и уложили его на кровать, оставив в порядке исключения без пижамы.
– Пошли, – сказал Майкл, улыбаясь.
Нейл взглянул в его спокойное мужественное лицо и, зная, что он должен сделать, чтобы уничтожить его, вдруг всей своей распахнутой после виски душой проникся любовью к нему; он обнял Майкла за шею и положил голову ему на плечо, готовый расплакаться.
– Пошли выпьем, – печально пробормотал он. – Ты и Бен пойдете ко мне и выпьете со старым человеком. А если вы не пойдете, то я заплачу, потому что я – сын моего старика. Если я сейчас начну думать о вас, и о нем, и о ней, я заплачу. Пойдемте и выпьем.
– Как мы можем допустить, чтобы ты заплакал, – сказал Майкл, высвобождаясь из его объятий. – Эй, Бен, мы с тобой получили приглашение.
Бен убрал шахматы в шкаф и подошел к ним. Нейл протянул руку и уцепился за него.
– Пойдем выпьем, – настаивал он. – У меня там бутылка и еще полбутылки. Я хочу остановиться, но не могу же я оставить божественный напиток невыпитым. Разве я не прав?
Бенедикт резко отпрянул в сторону.
– Я не пью, – сказал он.
– Сегодня тебе нужно, – решительно возразил Майкл. – Пойдем и выпьем. Это святое.
Все вместе они пошли к двери, Майкл и Бен с обеих сторон поддерживали Нейла. В коридоре Майкл протянул руку и выключил лампочку над столом. В этот момент раздалось резкое неприятное звяканье жестяной занавески и в проходе показался Льюс. Он совершенно не пытался прятаться, а, наоборот, направился к ним с вызывающим видом, как будто не сомневался, что увидит сейчас сестру Лэнгтри, поджидающую его прихода в такое позднее время.
Трое остановились и молча смотрели на него, а он на них. Майкл мысленно проклинал Нейла, повисшего на нем мертвым грузом, – внезапное появление Льюса могло снова расстроить Бена. Но в этот самый момент вернулся к жизни Наггет – его начало рвать, что означало конец головной боли.
– Господи боже мой! Что за мерзкие звуки! – встрепенулся Нейл.
Он затолкнул Бенедикта и Майкла в свою комнату, прошел вслед за ними и закрыл за собой дверь.
Льюс прошел к своей кровати, даже не взглянув в сторону комнаты Нейла. Он был один в мягком полумраке палаты, и только неприятные рыгающие звуки, исходившие от койки Наггета, нарушали полную тишину.
Он сел на край кровати, не имея сил даже для того, чтобы раздеться, – несколько часов он бродил, не останавливаясь, по дорожкам Базы номер пятнадцать, вдоль пляжа, взад и вперед, сквозь негустые рощи кокосовых пальм и думал, думал… Ослепленный дикой яростью, он сгорал от желания исхлестать ее до тех пор, пока голова ее не станет болтаться, как футбольный мяч. Сука, самодовольная, заносчивая сука! Льюс Даггетт, видите ли, недостаточно хорош, и, мало того, у нее хватило наглости, можно сказать у него на глазах, броситься на шею этому паршивому педерастишке. Да она просто сумасшедшая. Как она не может понять, что с ним ее ждала бы жизнь королевы, потому что он будет богат и знаменит, похлеще Кларка Гейбла и Гари Купера, вместе взятых? Он знает это совершенно точно. Потому что, если хочешь чего-то так, как хочет он, не добиться этого просто невозможно. И она сама это признала. Каждую минуту, каждый час и каждый день, с тех пор как он уехал из Вуп-Вупа, все его усилия были направлены только к одной цели: стать знаменитым актером.
С того первого дня, когда Льюс, пятнадцатилетний подросток, приехал в Сидней, он уже тогда знал, что сцена – это его счастливый билет в ту жизнь, к которой он стремился с самого начала. А он жаждал этой жизни. Там, в Вуп-Вупе, он не видел ни одного спектакля, ни разу не был в кино, но вокруг него, в школе, девчонки без конца трепались, закатив глаза от счастья, то об одном актере, то о другом, а потом начинали приставать к нему с советами, чтобы он, мол, попробовал сниматься, когда вырастет. Только Льюс всегда посылал их подальше заниматься своими делами. Он сам разберется, что ему делать, а позволить какой-нибудь идиотке хвастаться потом, что, мол, она подтолкнула его да без ее гениальных мыслей он никогда бы сам не додумался, нет, этот номер не пройдет.
Он устроился кладовщиком на склад текстильных товаров на Дей-стрит, причем буквально выхватил работу из-под носа у нескольких сот человек, которые тоже претендовали на нее. Но управляющему не хватило духа отказать невероятно красивому юноше с роскошными волосами и ясным лицом, да еще такому смышленому. К тому же оказалось, что юноша – отличный работник.
Сориентироваться, как ему быть дальше, чтобы проникнуть в актерскую среду, не составило труда. Прежде всего он работал, а стало быть, хорошо питался и поэтому очень быстро вырос, раздался в плечах и выглядел старше своих лет. Много времени он проводил в «Репинс» за бесчисленными чашками кофе, болтался поблизости от Дорис Фиттон в «Индепендент театр» и других влиятельных лиц в театральном мире и в конце концов добился, чтобы ему стали поручать мелкие роли в радиопостановках или даже по несколько реплик в передачах. У него был идеальный голос для радио, без каких-либо дефектов речи, красивого тембра, кроме того, он прекрасно улавливал различные акценты, так что уже через полгода, постоянно вращаясь в соответствующих кругах, он полностью избавился от своего австралийского произношения, используя его только в тех случаях, когда это было необходимо.
