– Мам, мы же тебе говорили – не дело ты задумала, когда от нас уезжала. Ты решила – ты получила. Разве не так? – однажды, когда Маша в очередной раз завела разговор о своих бедах, раздраженно ответил ей сын.
– Я вам мешала, я Зойке мешала, – гундосо бормотала Маша, утирая слезы.
– И какой из этого выход? – несмешливо спросил Володя, уже собиравшийся уходить. – И так ты не хочешь, и сяк тебе не ладно.
– А ты ко мне переезжай, а? – обрадовалась Маша тому, что сын сам задал этот вопрос. – Ко мне переезжай! Что здесь – места мало?
– О господи! – возвел глаза к потолку Володя. – Ну никак ты не хочешь успокоиться!.. Все, я пошел! Чего надо будет – звони.
Сын ушел, а Маша, сидя без света в быстро сгущавшихся декабрьских сумерках, все думала: «Да, не успокоюсь, не смирюсь! Будет со мной Володечка, будет!»
Приближался Новый год. Маше было очень больно думать, что встретит она этот, возможно, последний год своей жизни в одиночестве. В следующий Володин приезд она осторожно спросила: не хочет ли Володя отпраздновать Новый год с мамой?
– Конечно хочу, мама, – деловито сообщил сын, выкладывая на кухонный столик упаковки с продуктами. – Я приеду тридцать первого, привезу тебя к нам…
– Нет, нет! – отчаянно замахала руками Маша.
– И почему же нет? – устало вздохнул Володя.
– Нет, нет… Я хочу – чтоб здесь и только мы с тобой… сыночка, сыночка!
– Вадик приедет с женой и ребенком, – продолжал добивать сын Машу. – Иришка с женихом будут. Очень даже хорошая компания собирается.
– Не желаю я их никого видеть, – гордо вскинула голову Маша.
– Ну это просто ни в какие ворота… Другая на твоем месте рада была бы.
– А я вот не рада… Что – опять скажешь, что мать у тебя ненормальная?
– Как еще можно сказать, если бабка внуков родных видеть не желает, а? Говорят, внуков больше собственных детей любят… А, мам? Не желаешь с внучком вторым познакомиться? А то опять сильно опоздаешь.
«Сыкухины дети они, внуки эти, – вот и не хочу их видеть! Сыкухино отродье видеть не желаю!»
Маша молчала и всхлипывала, а сын стоял рядом, внимательно глядя ей в лицо. Сказать, что решительно не желает видеть младшего сына и внука, наследника их фамилии, – это даже Маша понимала – дикость и чистая ненормальность. Но поделать с собой ничего не могла… Вот если бы только одни сыновья и она – это да. Маша даже Вадика приняла бы, простила бы его бегство и предательство.
– Ну ты определись, пожалуйста, мама, пока время есть. Хорошо?
Маша не ответила, и Володя, сухо попрощавшись, ушел. До Нового года оставалось полторы недели.
Володя еще раз напомнил Маше, что приглашение встретить Новый год в кругу семьи остается в силе, но Маша все отказывалась. Не грубо, не зло, слабым голосом, ссылаясь на недомогания и нежелание куда-то вообще ехать.
– А Вадька-то приедет? – все-таки спросила Маша у Володи в самый его последний предновогодний приезд, когда вся страна давно не работала, а шалела в поисках подарков позабористее.
– Обещал.
– И… жена его будет?
– И жена будет, и сынка привезут, – охотно, с удовольствием и нараспев, словно издеваясь, поведал Володя.
– А где он теперь живет?
Сын назвал город на другом краю Московской области.
– Ну, ты скажи ему… пусть заедет, а? – Маша чуть замялась. – Только без «этой».
– Ох, мама, мама, – покачал головой Володя. – Что ты со своей жизнью делаешь? И с нашей тоже?… Ладно, скажу я ему. Мы позвоним.
И сыновья действительно приехали, минут через сорок, как прозвучали кремлевские куранты. Маша не поскупилась – поставила сыновьям большущую, шикарную бутылку пшеничной водочки, не дешевой, не паленой какой-нибудь.
Они посидели немного, ребята чокнулись пару раз с Машей за здоровье. Так хорошо было!.. Стол достаточно богатый, с нарядной искусственной елочкой посередине, сыночки любимые и она. И никаких девок, баб подлых, никого, кто отвлекал сыновей от Маши. Ох, только короткое это было счастьице!..
– Ну как ты живешь-то? – содрогаясь внутренне, спросила Маша у Вадика, имея в виду его семейную жизнь – а ну как скажет, что хорошо…
– Хорошо, – глуповато улыбнулся Вадик – как угадал уязвить маму. – Жаловаться нечего. Семья – дело святое. Вот пацан растет, такой шустрый.
«Да, хорошо вам без меня, всем хорошо!» Володя налил им еще по стопочке, и сыновья засобирались на выход.
– Ну вы еще посидели бы, а, сыночки? Ну когда ж мы еще все вместе свидимся-то? Когда ж… Я старая, я скоро умру…
– Мама, не надо, – чуть раздраженно прервал ее Володя. – Как ты решила, так и вышло. Я тебе предлагал. Извини. Девчонки там одни… Мы поехали. Я заеду завтра.
«Вот так и вышло, говорит… Как я ни старалась, а девки моих сынков забрали… Одну меня оставили на старости лет».
По теперешнему чудному порядку вся Россия не работала, упиваясь в зюзю, почти две январские недели – аж до старого Нового года. Измыслить эту жуткотищу мог только злейший враг русского народа. В прежние-то времена активную пьянку приходилось волей-неволей прекращать к третьему января, терпя дикий сушняк и головную боль до ближайших выходных, оттягиваться еще пару дней, а потом приниматься за работу и пахать аж до двадцать третьего февраля. А теперь – у-у! Мало того что власть разрешила пить по-черному прямо с католического Рождества до старообрядческого Нового года, так теперь и перерыв между соседними праздниками был такой небольшой, что гулянку прерывать не имело особого смысла. Ну и не прерывали, травясь на самогоне, стухших продуктах и чирикая друг друга в бессмысленно-злобных драках…
Но это касалось активно пьющих граждан, а Машины дети к таковым не относились. Вот и Вадик, зайдя к матери еще раз, ненадолго, потому что надо было катить через всю область, убыл восвояси. По его обмолвкам Маша поняла, что он работает на частном предприятии своего тестя, тоже по автомобильной части, и поэтому долгие каникулы – не для него. Сильно хмельное население колотило машины почем зря, и надо было ловить момент хорошо заработать. В подробности Маша вдаваться не стала – чувствовала, что если Вадик начнет рассказывать о своей жизни, то ничего приятного она не услышит. Женился Вадик, благополучно забыл Гальку, родил сына, живет – хлопот не знает. Все для себя, для женушки своей драгоценной. А о маме забыл…
И что обидно – без дома, выходит, Маша зазря осталась. Не помогло! Ну, умотала Феоктистова за тридевять земель, ну, поехал за ней Вадик… А там и встретил эту свою, теперешнюю… Обидно-то как! Одно хорошо – Вадик теперь знал, что у Маши все-таки есть какая-никакая, а жилплощадь и, если семейная жизнь у него не заладится, мама его всегда примет. Простит и примет.
