— Мило с его стороны, — я протянула руки, и он бросил мне мяч. — Обалдеть, — произнесла я, поймав его и покрутив. — Как же долго я не держала в руках такую крошку.
— Считаешь себя сильной?
— Как Бог. Всемогущей.
Он моргнул и улыбнулся:
— Всемогущей?
— Ага. Непобедимой, — я замахнулась для броска, ожидая, пока он отойдет подальше.
Он пожал плечами и сделал четыре шага назад.
— Серьезно? — спросила я. — Не оскорбляй меня.
Он, словно извиняясь, поднял руки и сделал еще несколько шагов назад.
— Если я пойду дальше, оскорблю всевышнего.
— Топай.
Я махала ему рукой, словно отгоняя от себя, пока мы не оказались посреди лавандового поля на очень даже приличном расстоянии друг от друга. А затем я бросила ему мяч точно в руки.
— Чертова девчонка, — Леви с улыбкой поймал мяч. — Кто это научил тебя правильному броску?
Я пожала плечами:
— Знала я одного хвастливого квотербека в старшей школе...
Он снова бросил мяч мне.
— Видимо, он был невероятно талантлив и изумительно хорош собой.
— Ну да, — я поймала мяч. — В нем все было как надо. Хороший игрок, хотя и жуткий художник. Он не смог бы ничего нарисовать даже ради спасения собственной жизни, — усмехнулась я и послала ему мяч.
Он поймал мой бросок одной рукой.
— Рисунки переоценивают.
— Квотербеков тоже.
Он покачал головой, улыбнулся и послал мне мяч снова. Я поймала его.
— Сегодня день рождения Черити, — сказал он.
До самого этого момента я не была уверена, заговорим ли мы об этом сегодня. Но теперь это случилось, и это... здорово. Даже не грустно. Просто факт.
Я броском вернула ему мяч.
— Знаю. Ей исполнилось бы двадцать.
Он поймал его:
— Угу. И может, ее бы арестовали.
Он снова бросил. Я поймала:
— Или вышибли бы из бара.
Я бросила. Он поймал:
— Или она бы сбежала в Вегас, чтобы выйти замуж.
Бросил. Поймала:
— Или все вышеперечисленное.
Он засмеялся:
— Да, может, и так.
Мы стояли в поле на расстоянии двух тысяч лавандовых цветков от садящегося солнца, улыбаясь воспоминаниям о самом любимом нами человеке, и это не причиняло боли. Совсем.
— Эй, Пикс, — Леви просто держал мяч в руках и смотрел на меня. — Я скучал по тебе.
Я улыбнулась.
— И я по тебе скучала, Ливс.
Леви
День рождения Черити почти прошел.
Я улегся в кровать и уставился в потолок. Две минуты спустя дверь моей спальни открылась, и я увидел в дверном проеме силуэт Пикси.
Не сказав ни слова, освещенная только лунным светом, она проделала путь к моей кровати и свернулась калачиком у меня под боком. Пикс прильнула ко мне и положила голову на мое плечо, разместив руку на груди.
Мое сердце забилось сильнее. Я не знал, что делать, просто не хотел, чтобы она ушла. Поэтому я накрыл ее руку своей и притянул Пикси ближе, прижимаясь щекой к ее макушке так, словно мы были детьми, и никакая трагедия не омрачала наши жизни.
Черити больше нет, но есть Пикси. И кажется, будто все в порядке. Не идеально, но в порядке.
Я натянул на нас простыню и, обхватив руками самое лучшее из того, что со мной случалось, закрыл глаза и заснул.
Пикси
Сердце Леви мерно билось под моей щекой, и я была словно окутана его присутствием. В комнате было темно и тихо, потому я будто парила в его медленном, глубоком дыхании.
Боже. Как я могла его потерять. Его силу. Дружбу. Подумав о величине своей утраты я почти разревелась. Я не понимала, как сильно нуждалась в ЕГО присутствии, прямо сейчас. Я уткнулась лицом в мягкую хлопковую футболку, где безопасно, тепло и пахнет мальчиком, присутствующем во всех моих воспоминаниях.
Леви
Три дня и сотню игр спустя я был потным и усталым, но впервые за многие месяцы чувствовал себя живым. Боже, это было замечательно — заниматься тем, что у тебя хорошо получается, и тем, что не связано с гостиницей.
Я не собирался ходить на тренировки, но тренер продолжал спрашивать, и мой глупый рот сам собой соглашался. Сегодняшний день завершился после трехчасовой изнурительной тренировки, на которой я набегался так, что даже задница вспотела. И я обожал все это.
Прежде чем вернуться домой, я немного позависал с ребятами. Я вел машину, глядя, как в нашу сторону двигалась очередная гроза. По темно-фиолетовым облакам и ярко-оранжевым отсветам заката было понятно, что она будет мощной и жуткой.
Когда я подъехал к парковке, уже лило как из ведра, и земля превратилась в сплошную лужу. Расплескивая грязь, я побежал к задней двери кухни, а не к парадной, потому что Ева ненавидела, когда я таскал туда грязь. Когда я оказался в помещении, фиолетовые облака уже стали абсолютно серыми, закрывая закат. Я укрылся от дождя и ветра. Вдруг свет на кухне замерцал, а затем и вовсе погас. Я вытер ноги о коврик и потопал в коридор, где почти врезался в Пикси.
Изгибы ее тела оказались прижаты к моей пропитанной потом одежде и обжигали. А она просто смотрела на меня из-под ресниц.
— Прости, — быстро произнес я, отходя от нее.
Перед ее белой футболки оказался совершенно мокрым, и она так приклеилась к ее груди, что мое тело заболело от желания совершать всякие непристойности.
— Нет проблем, — облизнула она губы.
В моей голове появилось еще больше сексуальных видений.
— Снова тренировка? — спросила она, указывая на мою потную одежду.
— Ага, — я взглянул на ее запачканную краской рубашку и серый мазок на щеке. — А ты все рисуешь?
— Да, немного. В грозу это отлично получается.
Я кивнул:
— Я помню. Ты повторяла это каждый раз и неслась домой, чтобы начать рисовать до того, как начнется дождь.
Я сглотнул, застигнутый врасплох мыслью, что, возможно, своими словами признался, что знаю и помню о ней слишком много.
— А. Да. Было такое, — она снова облизнула губы.
Нужно было убираться отсюда к черту, пока я не набросился на ее губы.
Я прочистил горло и пошел дальше по коридору.
— Прости еще раз, что врезался в тебя.
Выбравшись из плена ее мокрых грудей и влажных губ, я поспешил наверх, в душ. Смыв с себя свидетельства тренировки, я засел в собственной комнате и долгое время пялился в белый лист на экране компьютера.
Одно эссе, ради победы. Я смогу его написать.
Уставился на экран. И... ничего.
