Он замолчал.
– Мы с Синтией идем сегодня в гости.
– Ты что, с ума сошла?
Перис встала:
– Не надо было мне тебе звонить.
– Черта с два не надо! Мы же договорились.
– И я твердо придерживаюсь договоренности. – Неделя дома в заточении – слишком много. – Это не имеет ничего общего с твоими людьми.
– Моими людьми?! Какого… Что это значит?
Перис чуть не уронила телефон со стола. Схватив его у самого края, она ответила:
– То, что я сказала. Синтии нужна моя поддержка, и я собираюсь ей ее оказать. А для меня еще и предоставляется возможность завести деловые знакомства. Люди, с которыми я общаюсь, принадлежат к отличному от твоего кругу.
– Ну. К кругу, который ворует идеи.
– Но все же не пытается никого убить…
– Тебе виднее.
– Я думала…
– Ты последнюю статью в «Голосе» видела?
– Синтия говорила что-то такое. Что делать с Попсом – вот настоящая проблема. Ведь сейчас, по совести говоря, мы с ним ничего не делаем. Он по-прежнему не желает с нами разговаривать. Очень может оказаться, что он болен.
Она услышала его вздох.
– Его волки вчера выглядели вполне здоровыми.
– Собаки.
– Перис, не ходи сегодня в гости.
Она повесила трубку.
Отсюда открывался вид на все стороны. За стеклянными стенами и куполом двадцать шестого этажа луна, раскрашенная в полоску облаками, лила холодный лимонный свет на небесный свод, словно обитый парчой цвета индиго.
Перис покачалась с пятки на носок в своих рубиновых босоножках, которые она купила специально к красному шифоновому платью – и еще потому, что ей всегда хотелось иметь пару босоножек фасона «Дороти».
Серьезный мужчина в черном бархатном пиджаке и в вяло висящем зеленом галстуке-бабочке разговаривал через голову Перис с худой женщиной, завернутой в оранжевую лайкру.
– Это очень дорого, – говорил мужчина. – Но очень подходит.
Синтия, стоя между мужчиной и женщиной, сделала большие глаза Перис, которая улыбнулась и сказала:
– А я думала, что вы занимаетесь издательским делом, мистер Хантер.
– Да, – ответил он. – Но эти японские комиксы лезут в каждую щель. Я сыт ими по горло. А теперь еще и лазерные диски и дискуссионные группы компьютерной сети «Интернет». А завтра… кто знает?
– А каковы, по вашему мнению, новейшие тенденции в издательском деле? – спросила Синтия. Ее белое платье, прикрывая лишь необходимое, представляло собой шедевр минималистского искусства.
– Стало совсем беззубым, – произнес Хантер через нос. Перис стала слушать новомодную музыку и отвлеклась от разговора. Синтия была права, когда говорила, что здесь соберутся люди с большими деньгами. Кондоминиум принадлежал Астору Бэркену, крупному общественному деятелю Сиэтла и покровителю искусств. Знаменитости театральных и музыкальных подмостков общались в толпе с владельцами галерей и художниками. Мелани Эвергрин из «Голоса» была единственной журналисткой, кого можно было распознать с первого взгляда – наготове ухватить любую сенсацию, быстренько вытащить что-нибудь «личное» по поводу чего-нибудь весьма неопределенного, но отчаянно важного.
Только художники и Перис не были разодеты в пух и прах.
Увешанные драгоценностями гости сияли, как городской горизонт ночью. Яркие и нежные цвета, блестки и бусы. Некоторые выходили на террасу, где луна окрашивала воду в бассейне в цвет ментолового ликера.
– Билл, – услышала Перис возбужденный голос Синтии. – Перис, это Билл Бауи.
Перис автоматически повернула голову к лифтам, из которых выходили прибывающие гости. Синтия уже двинулась в сторону Билла Бауи по белому мраморному полу. Он был один – и это удивило Перис еще больше, чем вообще его появление здесь.
Возникшая перед ним Синтия прервала его приветствие Астору Бэркену. Даже с большого расстояния Перис увидела, как Билл нахмурился. Потом Астор куда-то отвернулся.
Синтия обвила свою руку вокруг руки Билла и кивнула на Перис, которая ни слова не слышала из-за музыки и гама. К тому времени, когда Синтия подвела Билла, энтузиаст японских комиксов отчалил в неизвестном направлении вместе со своей молчаливой подругой в оранжевом.
– Можешь ли ты в это поверить? – спросила Синтия. Ее груди, казалось переливались через край декольтированного платья, расплющиваясь о плечо Билла. – Ты помнишь Билла? Когда-то мы были неразлучны.
Билл, в безупречном черном галстуке, пожал руку Перис.
– Мы с Перис недавно встречались, – сказал он, не выказывая ни радости, ни раздражения по поводу навязчивого внимания Синтии. – Синтия знает, что случилось с Тобиасом?
– Да…
– Мы с Перис все-все друг другу рассказываем, – щебетала Синтия. – Ах, я не могу выразить, как я рада видеть тебя, Билл. Зря мы так отдалились друг от друга…
– Многое переменилось, – сказал Билл, заглядывая в вырез платья Синтии; ни искры любопытства не промелькнуло в его холодных голубых глазах. – В отношениях между тобой и Тобиасом.
Синтия собрала губы гузкой:
– Но не между мной и тобой. Ты знаешь, что я не… ни разу с тех пор, как мы с тобой… Я никуда не выхожу с тех пор, как выходила с тобой.
– Нам с Вивиан тоже очень понравился тот день, – сказал он. Возле его левого глаза задергался нерв.
– Пойдем посмотрим бассейн, – безмятежная Синтия потянула Билла вниз по ступенькам, ведущим к двери на террасу. – Ты идешь, Перис?
– Нет, спасибо, – приставание Синтии к Биллу забавляло Перис, но она предпочитала избегать открытого пространства.
Перис смотрела им вслед. Ветерок из открытой двери взъерошил длинную бахрому, украшавшую ее расклешенное платье свободного стиля.
Она глянула в свой бокал, откуда едва пригубила шампанского. Повсюду вокруг нее люди были с другими людьми. Пары. Группы. Обычно ее не беспокоило, что нет никого, чье имя было бы связано с ее именем. А если бы и беспокоило, то сейчас ей меньше всего хотелось, чтобы это было имя Майкла.
До нее доносились обрывки разговоров. Новый Век освободил путь паровой машине Манненгейма. Перис хмыкнула и подумала, что нежная музыка успокаивает нервное мельтешение вокруг нее. Подсолнухи, или, скорее, целое поле золотой кукурузы волновалось под ослепительно голубыми небесами.
Перис стояла наверху лестницы. Ниже все кожаные диваны и кресла были заполнены гостями. Еще больше людей стояли группками.
Смех прекратился. Кукурузное поле увяло.
Перис почувствовала, как толпа замолчала и словно чего-то ждет. По ее спине пробежал холодок. Прижимая стакан к груди, она медленно обернулась.
Только что прибывший мужчина был выше остальных, шире в плечах, более стройным и загорелым, чем все другие; и еще он был гораздо сильнее. Взгляд его серебряно-серых глаз нашел ее поверх голов глазеющей толпы. Молчаливая угроза исходила от этого взгляда.
