— Однажды здесь танцевал менуэт Томас Джефферсон. Какой это был образованный человек! И очень ценил наше бургундское вино.
Они прошли в темный кабинет с камином из гранита. От времени камень еще больше почернел. Неутомимая мадам Дюшен продолжала свою лекцию.
— Это рабочий кабинет. Здесь собирались мужчины нашего дома для обсуждения серьезных дел. Именно тут проводились переговоры о продаже Луизианы. Лакомый кусочек для вашей страны, верно?
Детская половина состояла из двенадцати комнат — две из них классные.
— Правда, Реми проводит у нас всего два летних месяца, — с сожалением произнесла мадам Дюшен, — поэтому эти комнаты большую часть года пустуют.
Помимо «апартаментов» Кендры, в доме было еще шесть таких же покоев, предназначенных для гостей.
— Семья Буркелей всегда предпочитала принимать у себя близких друзей, а не закатывать роскошные приемы, как принято в их кругу, — объяснила мадам Дюшен с нескрываемой гордостью.
Кендру весьма позабавила «скромность» этих миллионеров. Она не стала осматривать крыло, отведенное для слуг, равно как и личные покои Надин и Лорана, но мадам Дюшен настояла на визите в гимнастический зал. Это было последнее достижение виллы — сам Лоран занимался его обустройством.
Помимо всевозможных тренажеров по поднятию тяжестей, стационарной лодки с веслами, двух велосипедов, беговой дорожки, роликовых лыж и балетной перекладины у зеркальной стены, предназначенной для Надин, здесь были две сауны, а также искусственный минеральный источник в застекленном углу, откуда открывался вид на Ла-Манш.
Кендра не знала, насколько притягательно все это для Буркелей, но была убеждена, что сама непременно воспользуется подобным великолепием для усиленных занятий. Мысленно дав себе клятву регулярно посещать гимнастический зал, она вернулась в свою комнату, переполненная впечатлениями. В голове у нее гудело от бесконечных историй, связанных с виллой.
Богатство Буркелей поражало воображение, она впервые увидела, как можно распорядиться такими деньгами. И семья эта также предстала перед ней в новом свете.
На протяжении многих поколений Буркели занимали выдающееся положение в обществе, в определенной мере оказывая влияние на судьбы мира. Для себя Кендра не желала ничего подобного, но она начинала ценить уверенность в своих силах, которую дают большие деньги. Ей нравились далеко не все поступки Буркелей, но она завидовала свободе выбора — они имели возможность распоряжаться своей жизнью независимо от обстоятельств, причем это не означало отказа от комфорта.
Существование же Кендры было определено тем фактом, что выросла она в семье, принадлежащей к среднему классу и обладающей соответствующим достатком. Она всегда имела то, в чем действительно нуждалась, немногое из того, чтожелала, и самую крошечку из того, о чем мечтала. Но не было случая, чтобы она принимала решение свободно, без учета финансовых расходов. Именно финансовыми соображениями был ограничен ее выбор, и не считаться с этим она не могла.
До нынешнего времени.
Вознаграждение, полученное от Буркелей, не сделало ее богатой в том смысле, как они это понимали, но сама она стала гораздо богаче, нежели до встречи с ними. Конечно, эти деньги не означали, что она может отказаться от покупки вещей на дешевых распродажах. Или не обязана больше выключать свет, когда выходит из комнаты. Да и возможности бесконечно продолжать набеги на парижские магазины, как на прошлой неделе, у нее не было.
Но Кендра понимала теперь, что эти деньги дают ей — разумеется, в рамках привычной жизни — ту самую свободу, которой Буркели пользовались всегда, даже не задумываясь об этом, ибо так было установлено от Бога.
Перед ней открывались головокружительные перспективы, и выбор уже ничем не был ограничен.
Она могла полностью изменить свою жизнь, если бы пожелала. Могла вернуться в колледж, чтобы получить более высокую степень.
Могла вложить деньги в акции или ценные бумаги и вести существование рантье, вообще не работая. Могла рискнуть в надежде сорвать еще более увесистый куш. Могла отдать все до последнего цента на благотворительные цели — она и раньше это делала, но в очень скромных пределах, — а затем жить, как прежде.
Она могла открыть собственное туристическое агентство.
Кендра без устали расхаживала по своему прелестному «салону», и в голове у нее без конца рождались новые идеи. Она вдруг с удивлением поняла, как хочется ей поговорить с Джеком, услышать спокойный, уверенный, мужественный голос. Возможно, ей повезет, и она сумеет перехватить его в офисе до ленча.
— Рэндалл слушает.
Джек произнес эти слова деловито, тоном занятого человека, которого не следует отрывать по пустякам, и Кендра улыбнулась, вспомнив, с какой мягкой вкрадчивостью говорил он с ней.
— Мартин слушает, — сказала она, подражая ему.
— Кендра! Ну, как тебе живется среди богатых баловней судьбы?
— Ты хорошо помнишь Версаль, Джек?
— Очень живо.
— Буркели чувствовали бы себя там как дома.
Он присвистнул.
— Настолько богаты, а?
— Джек, в моей ванной раковина из золота. Вилла имеет три столовых. Мне показали настоящие произведения искусства — я никогда бы не подумала, что подобные вещи могут находиться в руках у частных лиц. Их собственный пляж простирается на две мили. И я еще не все посмотрела. Само имение занимает уж не знаю сколько акров великолепной земли. После ленча я отправлюсь на первую прогулку. А сама вилла такая огромная, такая роскошная… И немыслимое количество слуг! Ты даже представить не можешь!
— И тебе, конечно, все это очень нравится, — поддразнил он ее.
— Мне понравилось бы все это гораздо больше, если бы ты был со мной, Джек.
— Через неделю все твои желания осуществятся, и тогда держись, — многозначительно произнес он. — Мне дали отпуск. Начиная с полудня следующей субботы я становлюсь совершенно свободным человеком на четырнадцать дней… и ночей.
— Но тебе же положено только десять?
— Босс добавил мне еще четыре.
— Джек, это потрясающе. Я готова обнять его.
— Воля твоя. Но, может быть, стоит приберечь эти объятия для меня, Кендра?
— Ты ревнуешь?
— Нет. Но… немножко волнуюсь.
— Я… я это понимаю.
— Когда, Кендра?
— Совсем скоро, Джек.
— Хотелось бы повидаться с тобой еще до отпуска. Может, вернешься в Париж пораньше?
Она с трудом подавила искушение согласиться.
— Мне неловко бросать Реми одного.
— С ним же родители.
