будет верен. Через боль улыбаюсь.
Я — девочка-сорняк, выросшая в нищете, не имеющая талантов, возможностей и перспектив, пустое место, ничто, по прошествии лет рискующее превратиться в подобие собственной матери, отказалась от этого мальчика и теперь пытаюсь принять судьбу, не ждать и не надеяться, стряхнуть оцепенение и забыть о сказках. Не знаю, что меня ждет за углом, но я попробую пройти свой путь с высоко поднятой головой и не сломаться.
Ви — ледяная красотка, жестокая, капризная, расчетливая, не принявшая выбора родителей, убежденная, что все вокруг врут. Единственный человек, чье будущее покрыто туманом, потому что в глубине души я знаю — она может быть не злой.
Я помню, как, в кровь расцарапав ладони и разодрав на коленях черно-синие гетры, она лезла на дерево в надежде спасти забравшегося туда кота. Помню, как она прятала под кроватью собственноручно сшитую мягкую игрушку — подарок для тети Анжелы к Восьмому марта, но, кажется, так и не решилась ее подарить. Помню, как в день рождения она сидела под елкой, рассказывала милые истории и улыбалась, бледнея от разочарования — отец заработался и так и не позвонил… Помню полумертвого голубя со сломанными крыльями, которого нам не удалось выходить, и его похороны за гаражами. Помню, как Ви бежала ко мне со всех ног с радостными или горькими новостями, как от гнева или счастья сияли ее глаза. Несчастная и ранимая девочка, одинокий издерганный подросток — мои яркие воспоминания все равно навечно будут связаны с ней.
Я освободилась, сбросила шоры, разорвала цепи, но в груди болит и болит. Вчера я казалась себе справедливой, но сегодня вижу все будто с другого ракурса, нового и странного, и облегчение, с каким я покинула тринадцатую квартиру, превратилось в тяжкий груз. Не были мы честными. Мы просто ослепли от злости.
Обиды, ввергнувшие меня в состояние аффекта, прошли, растворились, забылись, и я, онемев от удивления, гляжу на ситуацию глазами Ви. Лишь недавно я поняла, что по-настоящему любимый человек способен причинить адскую боль. Ви тоже как огня боится этой боли. Слезы, расставание, клятвы, яркое солнце, перрон, лето… Она смогла поступить в универ своей мечты, собиралась дать еще один шанс папочке, клялась, что вернется, хоть и не скоро, была раздавлена тем, что пришлось отпустить Че. Язвительные сообщения, новая прическа, странные фото, исчезновение… Она любила его и доверяла мне. Она страдала и скучала в разлуке, а мы предали ее.
Все, что она в пьяной истерике выкрикивала вечером, было прикрытием, защитной реакцией, неправдой. Ей больно, ужасно больно, и длится это все не первый месяц. Клубы, знакомства, сигареты, вино — все это вопреки, назло. Че был со мной, а рядом с ней не было никого!
Трясу головой — верная собачка Таня снова идет по накатанной, пытается оправдать эту жуткую стерву, эгоистку, суку, причинившую столько горя. Пора перелистнуть последнюю страницу, закрыть книгу и выбросить ее. Пора.
* * *
Неизменный пейзаж за окном растворяется в морозных сумерках, лежу на диване, пытаюсь уснуть — завтра много работы. Над головой слышатся шаги, стук, скрипы и приглушенные голоса. В один миг они смолкают, топот, преумноженный эхом, раздается в подъезде, хлопают дверцы авто во дворе, урчит, прогреваясь, замерзший двигатель.
Встаю, крадусь к окну и тенью замираю у прозрачной занавески. Щиплет в носу, режет глаза. Внизу Ви и тетя Анжела загружают в багажник чемоданы и сумки, Ви нервно оглядывается, дышит на ладони, что-то говорит матери, долго смотрит вверх, на мое темное окно.
Отступаю в глубину квартиры, забираю со стола недопитый чай и, морщась, глотаю его. Красные огни давно скрылись за поворотом, двор и квартира выше этажом опустели. Все кончено, я свободна и больше никогда не увижу ее.
Но я не могу найти себе места до тех пор, пока не признаю полное поражение. Судорожно натягиваю на себя пуховик, шарф и полосатую шапку и вылетаю из дома. Сорок минут умираю от спешки и страха в гудящем трамвае, со всех ног бегу по привокзальной площади к платформе. Погода резко изменилась — ледяную стужу вытеснил легкий морозец, над перроном в медленном танце кружится снег. Ви сидит на чемоданах, понуро уставившись в телефон, тетя Анжела, переступая с ноги на ногу, вглядывается вдаль, за склады, откуда вот-вот должен выползти пассажирский состав.
Перепрыгиваю рельсы свободных путей, забираюсь на обледенелый, припорошенный белой крошкой перрон и нависаю над Викой, закрывая голубой свет уличного фонаря. Она поднимает голову и тут же отворачивается, но поздно — я успеваю заметить изумление, облегчение и стыд, тенью скользнувшие по ее лицу.
Сажусь рядом на пустующий чемодан, тетя Анжела машет мне, продолжая топтаться у белой линии. Я оглядываюсь вокруг, но вижу лишь немногочисленных незнакомцев, и напрасные надежды прячутся в глубине сердца — там им самое место.
— Привет, — говорю тихо.
— А, это ты… Снова изображаешь чудеса преданности? — отвечает Ви без всяких эмоций.
— Да… — киваю и наконец говорю то, что давно должна была ей сказать: — Прости меня, Ви. За все. Прости.
Ви поворачивается ко мне, смотрит в глаза, губы дрожат.
— Брось, ты все верно сказала, Таня. Я такая. Всегда была такой — злой, жестокой сукой. Меня никто никогда не любил. Вернее… меня недостаточно сильно любили. Я искала у вас предел прочности, хотела быть ко всему готовой. — Ее окоченевшие пальцы до треска пластика сжимают телефон.
Отвожу взгляд, прячу руки в карманы:
— Знаю. Я извиняюсь не за это…
— Вот только не надо мне тут твоего самобичевания, — голос Ви приобретает привычные стальные нотки. — Вы жалкие предатели и уроды, ненавижу вас. Ну а теперь послушай меня. Я обещала тебе, что вернусь, но не собиралась. Изначально планировала уехать навсегда — специально мотала нервы папочке, нарывалась на скандалы и гуляла, вынуждая и маму перебраться к нам. Мы обе должны быть поближе к кормушке, он чертовски много нам задолжал. Я сделала выбор в пользу папиных денег и перспектив, которые они передо мной откроют, а не в вашу пользу. Так что… Да, ты предала меня. Но я сделала это первой.
Снежинки, приземляясь на носки зимних ботинок, становятся мутной водой.
— Ты врешь, прикрываешься этими глупыми оправданиями…
