Сейчас, несколько шагов и всё кончится. Эти мои шаги к ней, они последние.
Вышел из машины, подошел к дому и остановился.
Что скажу? Не знаю. Но говорить нужно.
В прихожей прислушался, что-то звякнуло в ванной. Я вошел, встал посреди зала.
— Данил, глаза разуй, вообще-то я пол мыла, а ты в обуви заходишь. Иди, разувайся. В чём дело? — Юля, в резиновых перчатках с щёткой в руке, вышла из ванной.
В выражении её лица — раздражение.
— Рот закрой, — с трудом выдавил я.
— Чего?
— Закрой. Свой. Поганый. Рот.
— Ты вообще оборзел уже?
— Это я оборзел? А может это ты оборзела? Он и тебя уже поимел, да?
Она переменилась в лице.
— Что ты… говоришь? Выбирай…слова, слышишь, — она стала заикаться.
— Он тебя трахал, да?
— Кто, что ты несёшь? — она взяла себя в руки и постаралась быть спокойной.
— А ты не знаешь кто? — мне уже начал нравится этот процесс. — Тот, от которого у тебя сын.
Лицо её тут же вспыхнуло. Но она ещё пыталась держать удар и повышая тон, произнесла:
— Это — твой сын.
— У меня что, на лбу написано слово — лох? Вот анализ. Максим, к сожалению, не мой сын.
При виде листка в моей руке Юлька сразу поникла. Отпираться бесполезно, ведь у меня есть все доказательства.
— Это он? — я подошел к ней вплотную, — Это — он?
Она не выдержала взгляд, отвернулась в сторону и стояла так, подергивая ногой и кусая губу.
— Да, это он, — резко повернулась она, — Доволен? Да. Он. Он. Только он, давал мне то, чего не давал ты. Любовь, страсть. Всё это — он мне давал.
— А ты спроси его, он будет с тобой, если я сейчас уйду?
— Ты не сделаешь этого!
— Ещё как сделаю, — я повернулся и пошел к выходу.
— Данил!
Я обернулся. Вид у неё был жалкий по-настоящему. Она не плакала, просто смотрела мне в след. Я остановился, повернул в спальню, подошел к кроватке, где спал Максим. Моё сердце сжалось. Я тронул маленькие пальчики, улыбнулся. Тяжело, как тяжело. И как страшно.
Но, надо идти. Снова я вышел в прихожую и посмотрел на Юлю.
— Если на этой неделе не подашь на развод, то на следующей, я сделаю это сам. Дом, оставляю тебе. Карточку оставляю, — я достал из кармана кошелёк. — Как сдадим объект, дам ещё денег. Только давай разойдёмся по-тихому, без скандала.
Я повернулся и вышел.
Отчего-то, отпало сразу всё напряжение и нервозность. Всё исчезло, после того, как я вышел из дома. Мне показалось, даже дышать стало легче.
До стройки ехал, ни о чём не думал. Перекрыло. В кабинет к Долгову я пришел совершенно спокойный.
Вошел. Сел на стул на другом конце стола и посмотрел на Долгова. А он посмотрел на меня и мне показалось, понял, зачем я пришел.
Что говорить? Я не сразу сообразил, с чего начать. Молча, смотрел на него, не в силах открыть рот. Словно камень загородил мне горло и не давал шевельнуться. И я даже подумал, что если не заговорю, то просто встану и уйду. А этого никак нельзя допустить.
— Что Данил, проблемы в семье? — начал Долгов.
Его лицо совсем мне не понравилось. Он как будто судья, а я подсудимый. Выражение, грустное, осуждающее. Было видно, он готов принять всё, что я скажу, и ему есть чем ответить.
— Да, — выдавил я, как будто поперхнулся. — Ты ещё не знаешь новость?
— Какую?
— Оказывается мой сын — не мой сын. А твой.
— Вот как, — Долгов откинулся на спинку кресла, — и это тебя удивляет?
— С недавнего времени, меня уже ничего не удивляет, — злобно процедил я сквозь зубы. — Теперь я уже просто узнаю — и всё. Как так и надо. Спокойный, как танк. Странно, почему это меня совсем не волнует. Кажется, я даже рад. Эй, приятель, ты залез в кровать к моей жене? Я должен удивиться, или что я должен сделать?
— Данил, я люблю её, — сказал Долгов.
— Что? — не поверил я собственным ушам.
— Я люблю Юлю. С того самого дня когда мы с ней познакомились, а она выбрала тебя. Это ты занял моё место. Она должна была быть моей, потому что я любил её по-настоящему. А ты только так, лишь бы был кто-то. Ты пользовался тем, что она в тебя влюбилась. Я не думал, что это продлится так долго.
— Но ты никогда… я не мог даже представить, что ты…
— Да, не говорил. Однажды я признался ей в любви, но она сказала, чтобы я забыл об этом. И я постарался забыть. Поверь, если бы она сама не позвала меня тогда, ничего бы не было. Но ты сам, своими собственными руками толкнул её ко мне. А я был зол на тебя. За то, что она — твоя жена, а ты завёл любовницу. Конечно, я был зол. Я же видел, как она страдает. И я не хотел разрушать вашу семью. Правда, не хотел. Ты сам, сделал это.
— Но ведь ты имел столько девушек…
— Я хотел иметь всего одну, только одну — твою жену. Я не был бы таким, если бы она выбрала меня.
— Это бред, я не слышал ни разу от тебя, ничего, даже намёка. А теперь ты залез к ней в постель?
— Да, я сделал это один только раз, когда она пришла жаловаться на тебя, когда она плакала и говорила, как несправедливо ты к ней относишься. Да, я её утешал. Но думаю, теперь, я имею на это право. И она, имела на это право. Ты же не был ей верным, почему она должна сохранять верность тебе?
— Она женщина! А женщина — должна быть верной!
— Что за бред. Почему она должна быть верной человеку, который её не хочет, которого она раздражает. Почему, ответь,
