хочет дать денег!
Насмешкой звякнули монетки на приборной панели. Пит остановил машину у стоящего на отшибе дома, и несколько монет, позвякивая, полетело вниз, на пол.
С трёх сторон дом окружали деревья, дорога, по которой мы приехали, была заросшая, вокруг – ни души. Если до сих пор во мне теплилась надежда, в миг, когда Пит, резко замолчав, кивнул парням, её огонёк потух. Так тухнет фитилёк оставшейся без доступа воздуха свечи.
Пит взял меня за подбородок. Токарь держал за локти.
– Судя по твоему виду, дать тебе мне нечего. – Он похлопал меня по щеке. Губы искривились. Пит тряхнул головой, и длинная светлая чёлка разметалась прядями. – А что есть, я возьму сам.
Он показал парням на дом.
Настоящее
Ангелина
Я замолчала. Говорить было, как ни странно, просто. Я смотрела старое кино, выцветшую поблёкшую ленту. Сколько раз во сне я ехала в той машине? Сколько раз меня втаскивали в дом, срывали одежду, бросали на постель.
В стекле продолжал отражаться силуэт Егора.
– Что было потом, думаю, говорить не надо. – Я упёрлась взглядом в пустую скамейку.
Само собой, не надо. Егор – большой мальчик. А я – большая девочка. Взрослая. Если до дня, когда Пит и двое его дружков завели меня в пропахший тленом дом и несколько часов насиловали, делая перерывы на курево и самогон, во мне ещё было что-то от девчонки, после не осталось ничего.
Пустую лавку покрывал мокрый снег. Нахохлившаяся фигура в чёрном мелькнула мимо и скрылась.
Пит и его дружки всегда были отморозками, бешеными псами, считающими, что что бы они ни сделали, наказания не будет.
В чём-то они были правы.
Прошлое
Ангелина
Растерзанная, я лежала со связанными руками на измятой кровати. Пит стоял напротив.
– Ты за это поплатишься, – просипела через боль. Горло саднило, губы превратились в сплошную корку.
Он подтянул штаны и рывком застегнул молнию. Сплюнул мне на ногу. Губы искривились. Один из ублюдков подал ему подкуренную самокрутку. Пит с удовлетворением, глубоко затянулся и сплюнул снова. Взял с пола футболку и перекинул через плечо.
Я повела руками. Тело пронзило болью, с губ сорвался стон.
– Вас посадят.
– Посадят? – Он присел на край постели. Провёл ладонью по моей ноге.
Я уже не дёргалась. Не сопротивлялась. Пит похлопал по голени. Поднял с пола бутылку и сделал глоток, а остатки вылил на пол.
– Кто же нас посадит? – Кивнул в сторону. – Кто, а? Никто ничего не узнает, малахольная.
– Я не буду молчать.
– Будешь.
С трудом повернула голову в направлении его взгляда. Токарь плеснул что-то на штору. Я дёрнула руками. Нет…
– Нет… – дёрнула снова. – Нет…
Пит смотрел на меня. Я услышала щелчок зажигалки.
– Нет… – со слезами, с бессмысленной мольбой.
– Ты будешь молчать, сука. Потому что сдохнешь, – выплюнул он с насмешкой. И бросил дружкам: – Заканчивайте тут.
В последний раз посмотрел на меня и глумливо отдал честь.
Я задёргалась. Пит исчез в дверном проёме, вслед за ним – оба его ублюдка.
– Пожалуйста! – попыталась крикнуть я, но голос сорвала уже давно. Вышел сип. – Пожалуйста…
Комнатку начал наполнять дым. Пламя, сперва тихое, разгоралось всё сильнее. Закрывшаяся дверь была близко и бесконечно далеко. Дым, дым, дым… Он проникал в лёгкие, жар пламени подбирался всё ближе и ближе. Я не слышала свой голос, не слышала слов, не слышала крика. Был только дым, треск огня и жар.
Егор
Прошлое поставило меня к расстрельной стене и нажало на спусковой крючок времени. Оно разматывалось, подобно леске, пока медленное, но необратимое осознание услышанного свинцом раздирало нутро. Ангелина смотрела на меня. Её зелёные глаза были абсолютно спокойными, а взгляд – отстранённым.
– Но ты… Ты была беременна, – выдавил через силу.
– Не была. В день, когда твоя мать вышвырнула меня из квартиры, я потеряла ребёнка.
Последний кусок свинца, самый тяжёлый, попал прямиком в сердце. Ангелина отвернулась. Потом пошла по холлу вперёд. А я стоял, не в силах сделать и шага.
Обладатель множества титулов, несколько лет назад признанный лучшим игроком НХЛ, я проиграл всё. Невидимый метроном отсчитывал шаги Лины в тишине больничного коридора. Я ждал от неё правды, но хотел, чтобы звучала она иначе. Чтобы совпала с правдой, в которую сам я уже успел поверить. Она спрятала от меня сына из-за обиды. Не успокоилась и решила отомстить. Разум истошно продолжал цепляться за рождённую им же фальшь.
Лина дошла почти до лифтов и села, поставив ноги коленка к коленке. Уставилась прямо перед собой.
Разгром в сухую. Два – ноль.
Ведомым за верёвочку осликом я прошёл по тому же коридору до Ангелины. Она приподняла голову.
– Ты не отец Тима, Егор. Если тебе мало правды, мы можем сделать тест ДНК.
– Мне не нужен тест ДНК, – выговорил жёстко, глядя на женщину, которую потерял уже не раз. Может быть, не два. Которую терял всю жизнь, снова и снова, и даже сейчас, в эти ничтожные секунды. – Тимофей мой сын, Ангелина.
– Егор…
– Тимофей мой сын, – повторил я ещё раз, глядя в её травянисто-зелёные глаза. – Ни группа крови, ни тест ДНК ничего не меняют.
Она долго смотрела на меня. В глазах – спокойствие, под ними – тёмные тени. Я ждал, что она что-нибудь скажет, но Ангелина не сказала ничего.
Я отвернулся первым. Она всегда казалась мне хрупкой, нуждающейся в защите, во мне. Сейчас передо мной сидела женщина, познавшая жизнь и смерть. Она была хрупкой и нуждалась в защите. Нуждалась ли она во мне?
– Я найду их.
Она улыбнулась самыми кончиками губ.
– Не найдёшь. – Подняла голову.
Я нахмурился. Что это значит?
– Зачем искать мертвецов?
Я присел около неё, схватил за руки. Заглянул в лицо снизу. Что она, мать её, имеет в виду?!
Руки у неё были ледяные, а пальцы бледные до такой степени, что ногти отливали синевой. А в глазах по-прежнему ничего.
Высвободив одну руку, она провела по моему носу, по лбу. Меня прошибло, словно током. Хотелось крушить всё вокруг, реветь зверем и бить стены. Я мог сделать многое, но не сделал ничего. Шрам на её виске был ожогом. Её кожи касался огонь. Блядь! Желание разрушить всё к хренам стало сильным до рвоты.
– Один из них умер от передозировки, – сказала она тихо. – Другой подцепил что-то. Я не знаю что, но его уже нет. Жизнь всё сделала сама, Егор. Рано или поздно жизнь заставляет всех платить по счетам.
Кого она имела в виду под этим «всех» я понимал. Да. Всех.
