вовремя, потому что из комнаты вновь выплывает Кристина с огромной колодой Таро в руках. Тут же со стороны кухни появляется отец. Аллилуйя!
– Папа! – бросаюсь ему на шею. – С днём рождения! – протягиваю заранее оговоренный подарок.
Из года в год ничего не меняется, его интересуют только две вещи: военные бинокли для коллекции и хоккейная атрибутика, как отголосок спортивной юности и страстного увлечения этим видом спорта. Мой подарок как раз из последнего: открытка 70-х годов с подписями легендарных хоккеистов ЦСКА – ссылку на продавца с Авито прислал сам отец, заранее заботясь о подарке для себя. Иногда мне кажется, что он был тем чуваком, который придумал вишлисты ещё до того, как это стало мейнстримом.
От отца привычно пахнет табаком и уже принятой на грудь порцией коньяка. Наверно поэтому он такой весёлый и в несвойственной для себя манере тискает меня в своих объятиях дольше обычного.
– Пап, это Артур, – отхожу от отца, ныряю рукой за спину своего высокого Дьявола, прижимаюсь к нему боком.
– Сергей Валентинович, с праздником, – протягивает он руку. Озаботился именем заранее, выпытал его в смс.
Отец отвечает на рукопожатие, осматривая потенциального зятя с хорошо поставленным прищуром. Уверена, солдаты кипятком ссут, когда такой взгляд направлен на них. Но не Артур, нет. Он выдерживает фирменный прищур легко и уверенно, чем моментально подкупает отца. Тот терпеть не может ссыкунов, к которым он неизменно относил всех моих предыдущих парней за неумение выдерживать этот самый взгляд.
– Небольшой презент, – говорит Чертовский по окончанию затянувшегося рукопожатия и протягивает коробку дорогого вискаря.
Безошибочный подарок военному на госслужбе.
– Дэ-ве-рон, – читает этикетку отец. – Ничего себе, даже не слышал о таком. Благодарю, благодарю. Проходите к столу, – жестом гостеприимного хозяина приглашает нас в комнату.
Мама расстаралась на славу, стол ломится от ее классических салатов, заливного и пары десятков закусок. Отец гордо восседает во главе, Артур был посажен по правую сторону от него. Я пыталась пристроиться рядом, но меня согнали на противоположный край стола, зажав бедного Дьявола с двух сторон заботливыми родителями. Господи, дай ему сил пройти это испытание!
Мама усиленно заваливает тарелку Артура яствами собственного приготовления, неустанно нашёптывая что-то тому на ухо. По выражению лица Дьявола ничего не понять, то ли она ему свой фирменный рецепт селёдки под шубой выдает, то ли просит с внуками не затягивать.
От меня не ускользает факт того, что высокий подтянутый Артур в своей хорошо отглаженной рубашке смотрится здесь инородно. Как мистер Вселенная на сельской ярмарке. Семья одета в привычные футболки и мягкие свитера, все мужчины за столом уже не могут похвастаться хорошо сложенными фигурами или столь же идеально уложенными волосами, тогда как он – образец мужской красоты. Чертов Брюс Уэйн[1] – миллиардер и тайный супергерой, во всей красе.
– А он тоже симпатичный, – шепчет мне на ухо Дианка, пока я не свожу глаз с мужчины напротив.
– В смысле, тоже? – возмущаюсь я. С кем она сравнивает вообще? В дядей Гошей, единственным не пузатым мужиком за столом?
– Я про его брата.
– Тихо ты, – затыкаю сестрицу. – Про Артема ни слова, это больная тема.
– У вас что, типа, любовный треугольник? – с жаром любопытствует она.
– Я тебе потом расскажу, – отмахиваюсь от нее, не прекращая следить за выражением лица Дьявола.
Мама продолжает что-то вливать ему в уши, папа поддерживает очередной тост в свою сторону. Артур все мужественно сносит и нескончаемый монолог моей охотливой до разговоров матери, и третью рюмку за десять минут, подлитую отцом.
Он справляется. Мы справляемся. Хорошо.
Но все меняется, стоит тете взяться за старое…
[1]Брюс Уэйн – настоящее имя Бэтмена
Глава 42. Я их не полюблю (прости)
Артур
– Время масла! – более взрослая версия Яны вскакивает на ноги и хлопает в ладоши.
После загадочной фразы про масло все сидящие за столом, как по команде, откладывают приборы в сторону и перестают жевать. Взгляды устремляются на виновника торжества, лица расплываются в загадочных улыбках. Все, кроме одного. Яна закрывает лицо ладонями и еле слышно стонет.
И это настораживает.
Все в сегодняшнем вечере настораживает. Соглашаясь на семейное торжество, я все представлял не так. По правде, я вообще слабо себе представлял, как оно будет, согласился только оттого, что чувствовал, что обязан, раз ввел уже Яну в свою жизнь так глубоко: поставил под удар отношения с братом, познакомил с матерью, позволил сблизиться с дочерью. Невольно сделал столько шагов к настоящим отношениям, что отступать назад глупо. Но уж точно не ожидал, что меня будут прессинговать с двух сторон. С одной – на выдержку, подливая все новые порции алкоголя, который я в принципе не употребляю, а с другой – выпытывая всю мою подноготную вплоть до детского сада и хронических заболеваний.
И если осадить явно опытного в делах спаивания мужика мне не составит труда, то быть вежливым, отвечая на очередной бестактный вопрос о сумме дохода или перенесенных болезнях, становится все сложнее. Я не самый сдержанный человек на свете. И это явное давление меня раздражает.
– Готовься к шоу, зятек, – шутливо обращается ко мне отец Яны, и я снова напрягаюсь.
Не понимаю, это тактическая ошибка моей пятидневной девушки, которая возвела воздушные замки без повода, или столь неадекватная реакция ее родителей на мужчину в их доме. И то и другое нервирует. А "зятек" режет слух до скрипа зубов.
Тетя Кристина, та самая, что не раз всплывала в наших разговорах, с торжественным лицом ставит перед главой семейства тарелку с куском подтопленного сливочного масла.
Ко мне склоняется мать Яны и с явным воодушевлением объясняет:
– Эту традицию Кристина привезла из своего путешествия по местам силы. Кажется, из Непала, – шепотом объясняет она. – Чтобы год у именинника был удачным и прошел "как по маслу", каждый присутствующий на праздновании должен измазать ему нос маслом. Там, правда, используют масло из каких-то семян, но где его здесь достанешь.
Я оборачиваюсь на "тещу" в желании увидеть насмешку в ее глазах. Но нет, она серьезно. Оглядываю стол, присутствующие с задором встают с мест. Даже гребанный чувак, чуть не сломавший мне руку при рукопожатии, грозный майор, отец семейства, коим меня пугали – смиренно откидывается на стуле в ожидании.
То есть это не шутка. Целая толпа серьезных людей, в возрасте, в чинах, практически трезвые, пляшут под безумную дудку возомнившей себя "просветленной" женщины? Посреди всего этого карнавала безумия сушёный дуб кажется детской шалостью.
Я смотрю на Яну, она неловко улыбается мне и пожимает
