руку Никите. Тот было отдёрнул ладонь.
– Пойдём, – сказала она мягко, но настойчиво. – Покажу тебе кое-что. Пока моя дочка спит, поделюсь с тобой секретом.
– Каким? – сразу же оживился Никитка.
– Сказала же, пойдём.
Никиткина внутренняя борьба не продлилась и нескольких секунд. Взяв Нику за протянутую руку, он сам повёл её в коридор.
Мы с Димой остались наедине. У меня ныла спина, болели плечи. Хотелось присесть, сделать пару глотков чая и хотя бы ненадолго расслабиться. Но присесть значило позволить Диме смотреть на меня сверху. Нет уж. Вместо удобного стула я выбрала подоконник. Оперлась о него. Муж Ники налил чай во вторую чашку и подтолкнул ко мне. Чтобы взять её, пришлось потянуться. Всё это время Дмитрий молчал. Словно бы изучал меня, прикидывал, на что я способна.
– Ты хотел поговорить со мной, – начала я первая. – Я бы тоже хотела с тобой поговорить.
– И о чём? – он хрустнул печеньем. С таким видом, словно только что сломал кому-то шею. Учитывая звук, представила я это легко.
Скажи я, что хочу помочь разобраться с тем, кто устроил «огненный салют», прозвучало бы это напыщенно и глупо. Какой из меня борец за добро и справедливость? Это же не бездомного котёнка накормить и найти ему дом. Но справедливости я и не хотела – я хотела возмездия.
– Я хочу помочь Жене разобраться с теми, кто хотел его убить, – сказала я откровенно. – Как, не знаю. Уверена, что ты что-нибудь предложишь. Расскажи мне, что ты знаешь, Дим.
– Это тебе ничем не поможет, – он ещё раз хрустнул печеньем. Подтянул штанину и, отпив чай, поставил чашку на стол. Положил в рот остатки печенья и не спеша прожевал. – Хочешь поиграть в амазонку? Или бабских шпионских сериалов пересмотрела? Считаешь, что раз у тебя смазливая мордашка, стоит хлопнуть ресницами – и глупые дяди из правительства растеряют мозги из-за вставших членов?
Я так не думала. Но укол пришлось проглотить и сделать вид, что я не заметила раздражения, с которым говорил Дмитрий. Так же медленно, как он, я отпила из своей чашки. И так же, как он, поставила её рядом с собой. Дотянулась до печенья, взяла одно и откусила. Только после этого ответила.
– Нет. – Уголки рта Дмитрия искривились, я же продолжила: – Я плохо разбираюсь в политике, мало что знаю о делах Жени. Но уверена, что у большинства сидящих в верхах мозги находятся в черепной коробке, а не в штанах.
Уголки губ Димы опять дёрнулись, уже более явно. В оставленной мной на стуле сумке пискнул телефон. В другой раз я бы оставила это без внимания, но сегодня был не тот день. Я открыла пришедшее от Ивана сообщение.
«Женю перевели в палату интенсивной терапии. Состояние стабильное»
Я отложила мобильный. Стало спокойнее. Главное, чтобы охранник не передал Воронцову, что я просила держать меня в курсе. Ни к чему, чтобы он знал, что несмотря ни на что, мне не всё равно. Ни к чему, чтобы он понял, что время и поступки изменили всё, но одно осталось неизменным – моя любовь.
Дима не спешил продолжать разговор, и, поколебавшись, я призналась:
– Мы с Женей не виделись несколько лет. При этом были женаты. В политической тусовке я – тёмная лошадка. Не знаю, может ли это помочь, но…
– На днях я дам тебе список, – оборвал меня Дима. – Передашь его мужу, когда он придёт в себя. Этого будет достаточно.
– Достаточно? Зачем для этого я? Мог бы сам.
– Скорее всего, за твоим мужем наблюдают, Настя. Если к нему придёт жена, это не вызовет вопросов. А вот если приду я… – многозначительная пауза. – В списке, который я тебе дам, есть имена, которые вызовут вопросы. Они не должны всплыть там, где не нужно. Я мало кому доверяю в этой жизни, Настя.
– Выходит, мне доверяешь?
Он хмыкнул. Слегка прищурился.
– Тебе доверяю.
Настя
– И всё-таки тебе надо встретиться с ним. – Вероника протянула мне букет кремовых роз. Покрытые шипами стебли были перевязаны широкой белой лентой, средь ароматных бутонов торчала записка.
Не прикасаясь к цветам, я вытащила её. Прочитала и вернула на прежнее место. С упрекающим вздохом подруга положила букет на бортик и опять посмотрела на меня.
– Насть…
– Поставь себя на моё место. Ты бы смогла после такого строить с мужчиной будущее? Только честно, Ник.
Вероника промолчала. Это было горьким подтверждением моей правоты – не смогла бы. Исходивший от цветов запах чувствовался на расстоянии. За прошедшую неделю это был уже пятый или шестой букет, присланный Женей. Два из них стояли у Вероники дома, остальные – в тренерской, в собранных по всем кабинетам вазам. Центр возобновил работу в рекордные сроки: уже через два дня мы вернулись на каток, хотя слухи ходили, что случится это не раньше, чем через неделю.
– Чего ты тогда от меня хочешь? Как я могу его простить? Это, – я махнула рукой на букет, – ничего не значит.
– А то, что ты его любишь, что-нибудь значит?! – повысила голос Ника.
– Нет!
– То-то я и смотрю! Думаешь, не знаю, что ты с его охранником переписываешься? «Как Женя?», «Что Женя»? Отпусти тогда, если простить не можешь! Или отпусти, или прости его.
– Не могу! – вскрикнула я и, отвернувшись к катку, упёрлась в бортик руками. Стебель задел ребро ладони. Я посмотрела на лёд, почувствовала, как Вероника встала рядом.
– Отпустить не могу, – сказала я уже тихо, надломлено, – и простить не могу. Замкнутый круг, – совсем шёпотом.
Я покосилась на цветы и нерешительно коснулась одного из стеблей. Обвела пальцем шип и одёрнула руку.
Встретиться с Женей я должна была в любом случае. Утром Иван написал, что сегодня его отпускают домой, хотя, по большому счёту, в больнице ему стоило бы находиться ещё хотя бы неделю. Утром Дмитрий отдал мне запечатанный конверт. Вскрывать его он мне запретил. Внутри был список, одно знание фамилий из которого грозило опасностью.
– Я никогда не спрашивала тебя… – после продлившегося довольно долго молчания, заговорила я. – Кто твой муж?
– Мой муж, – Ника посмотрела на цветы, на лёд и, наконец, на меня, – это мой муж. –
