мафиози, руки Николая были далеки от чистоты. Он никогда не пытался скрыть от меня, кто он такой. Он был самым честным человеком в моей жизни. У меня был кто-то на моей стороне. Кто-то, кому не было дела до моего отца. Впервые в жизни я не чувствовала себя одинокой.
Я выполнила разминку. Если похищение Нико и научило меня чему-то, так это тому, что, несмотря на все мои навыки, я не могу сравниться с мужчиной по силе. Мое главное преимущество заключалась в том, чтобы застать противника врасплох и быть хитрой и быстрой.
Я заставила свое тело выполнить быструю процедуру отжиманий и бега на месте, а также серию выпадов в сторону воображаемого противника, прежде чем перекатиться и быстро вскочить на ноги.
Грудь горела, когда я подталкивала себя, а натренированные мышцы болели. Я приняла боль. Она делала все реальным.
На скамейке у стены зазвонил телефон, прерывая мою карательную рутину. Я остановилась, хватая ртом воздух, и направилась к нему. Это был рингтон Ренато. Я не разговаривала с братом несколько недель, и теперь нетерпеливо схватила трубку.
— София? Stai bene17?
— Я в порядке. А как ты? Я уже начала беспокоиться, что ты там умер. Разве я не заслуживаю того, чтобы мне время от времени звонили?
Рен усмехнулся, и это звучало так утешительно знакомо.
— Прости, piccolina18. Здесь было немного… напряженно.
Я зажала телефон между ухом и плечом и схватила бутылку с водой.
— Насколько напряженно?
— Не хочу тебя утомлять. Скажем так, семья по-прежнему любит свои вендетты и не боится втягивать в них всех подряд.
— Ты в безопасности? Я имею в виду, тебе ничего не угрожает?
Рен покорно вздохнул.
— Не больше, чем обычно. Ты знаешь нашу жизнь, София.… сегодня здесь, завтра нет. Не все доживают до возраста Антонио невредимыми.
— Вот почему его девиз «сначала убей, потом извиняйся», — напомнила я ему. Рен снова усмехнулся. — Серьезно, не шути об этом. Я хочу, чтобы ты вернулся. Мне нужно, чтобы ты стал боссом скорее раньше, чем позже, — сказала я.
— Почему? Антонио плохо обращается с тобой? — голос Рена стал жестче.
Брат был старше меня на десять лет. С тех пор как я стала достаточно взрослой, чтобы заслуживать побои за испачканное платье или шум во время важной встречи, он вставал между мной и отцом и принимал удар на себя всякий раз, когда мог. Отец говорил, что его потребность защищать меня — это слабость, но Ренато никогда не позволял этим коварным словам проникнуть в его сердце. Может быть, однажды, когда мир, в котором мы живем, достаточно его измотает, он перестанет так сильно беспокоиться обо мне, но пока он оставался моим старшим братом. Человеком, который готов был сжечь мир дотла, чтобы спасти меня. Странно, но я верила в то, что Ренато защитит меня, с той же уверенностью, с какой верила в Николая. Каким-то образом в наших напряженных и хаотичных отношениях Нико стал тем, с кем я чувствовала себя в большей безопасности, чем со своей семьей, даже если причинять боль — это все, что он умел делать.
— Не больше, чем обычно. Расторгнутая помолвка не принесла ему счастья, — пробормотала я.
Рен фыркнул.
— Ты не знала Кирилла Чернова и только познакомилась с ним. С чего бы ему злиться?
— Может, потому что мы оба знаем, что он беспокоился не о моем счастье, а о своей прибыли. В любом случае, в итоге он заключил сделку. Надеюсь, когда он расширит бизнес в Нью-Йорке, я буду меньше его нервировать. У него есть на примете кое-кто другой.
Ренато надолго замолчал.
— Когда я стану боссом, я никому не позволю тебя обижать, даже твоему мужу.
Значит, брат знал о моей новой помолвке. Почему-то это ранило, хотя и не должно было. Рен ничего не мог сделать, кроме как вернуться домой и убить нашего отца. Я не могла винить его. Отцеубийство не было естественным инстинктом для большинства. Возможно, Николай был исключением в этом смысле. Он был исключением во многих смыслах.
— София? — от беспокойства брата стало только хуже. Он переживал, но был бессилен. Это была история наших отношений в двух словах.
— Я здесь. Я скучаю по тебе. Будь осторожен там, ладно? Ты нужен мне дома целым и невредимым.
Ренато усмехнулся, но это прозвучало горько.
— Я доберусь домой в первозданном состоянии. Ты же знаешь, меня трудно убить. В любом случае, я позвонил, потому что хотел предупредить тебя, что некоторое время буду вне зоны доступа. Пару недель. Ничего серьезного. Просто буду занят. Не беспокойся обо мне.
— Конечно, не буду. А ты не будешь беспокоиться обо мне, верно? — поддразнила я, пытаясь поднять настроение, прежде чем мы повесим трубки.
— Верно. — Тихий голос Ренато угрожал свести на нет все мои попытки звучать оптимистично.
Я опустилась на пол тренировочного зала и легла на спину, уставившись в потолок, когда брат отключился. Я пыталась представить, каково ему сейчас там.
Семейное поместье Де Санктисов в Италии находилось недалеко от Неаполя. Регион Кампания был прекрасен, полон холмов и живописных побережий. Я гостила там однажды, когда была совсем маленькой, со своей матерью. Мы поехали на Амальфитанское побережье и провели день за пикником на скалистом выступе с видом на бирюзовое море, затененное оливковыми деревьями.
После этого у меня появилась мечта жить где-нибудь в тихом месте, у моря, где я могла бы слышать, как волны омывают мою дверь.
Вместо этого я застряла здесь, в Каса Нера, без спасения от жизни, в которой я родилась. Не было спасения и для Ренато с Николаем. Я вспомнила слова Нико, сказанные им в ночь нашего знакомства много лет назад.
У нас обоих есть хозяева. Признание этого — первый шаг к свободе.
Впервые за всю свою жизнь в клетке, я задумалась о том, каково это — сломать прутья и навсегда покинуть свой так называемый дом. Эта идея уже не пугала меня так, как раньше. Смогла бы я вылететь на свободу? Не была бы я слишком напугана, чтобы даже попробовать? Что, если я вылечу, а потом с ужасом осознаю, что мои крылья действительно подрезаны?
— София, — раздался голос от двери.
Я подскочила. Я была так погружена в свои мысли, что не услышала, как кто-то вошел. Кармелла стояла в дверях, платок на голове прикрывал вырванный Сильвио клок волос. Ее выцветшие карие глаза смотрели нерешительно и печально, что сразу же насторожило меня.
— Что случилось?
— Твой отец. — Она заламывала руки. Это всегда
