Ознакомительная версия.
Настал вечер.
Ксюша со Светозаром уже спали, измученные и зареванные. Олег продолжал разбирать вещи. Перекладывал документы из коробки в шкаф. Какие-то счета, свидетельства, удостоверения, справки… Внезапно одна из бумажек вырвалась и плавно вылетела из общей стопки. Олег поднял ее, вгляделся.
Это был чек из антикварного магазина. На канделябры. Пять с половиной лет назад Ксюша купила эти канделябры.
На чеке стояла дата – девятое марта.
Олег окаменел. Он до последнего момента не верил в то, что его Ксюша может хитрить и обманывать. Ксюша была ангелом, чистым и непорочным. Ксюша была святой. Ксюша – нежное, бескорыстное, доброе создание…
Но дата на чеке говорила совсем о другом.
До этой минуты Олег не верил Марте. Не верил, что Ксюша могла подслушивать, лгать, хитрить, таиться… Он ведь любил ангела. Которого надо жалеть, о котором надо заботиться.
Чек же говорил об ином. В первый раз в жизни Олег вдруг посмотрел на свою жену другими глазами. На кровати, свернувшись в клубочек, спала хилая, некрасивая женщина. Короткие тощие ножки и огромная голова. (Как там ее Марта однажды обозвала? А, вырожденкой…) И плохо было не то, что Ксюша некрасива. Плохо было то, что и душа Ксюши являлась такой же убогой. Это странное совпадение оболочки и сущности – именно оно, наверное, всегда раздражало Марту. Марта видела Ксюшу насквозь, а Олег – только сейчас увидел.
Ксюша каким-то образом чувствовала, что Олег – очень жалостливый, сентиментальный. Все эти годы она давила, давила, давила на жалость… И прекрасно знала, что ее слезы действуют на Олега безотказно.
Ксюша буквально «выплакала» себе квартиру. Заставила Олега совершить подлость по отношению к Марте.
Зачем шептать возлюбленному на ухо – «давай выгоним твою жену из дому!»? Можно просто заплакать.
И Валю, подругу свою, она тоже слезами буквально выпихнула в Грязищи, на разведку.
Олег при всей своей любви, однако ж, никогда не считал Ксюшу умной. Милая дурочка. Добрая. За нее надо все решить. Надо ей помочь, иначе она пропадет, такая слабенькая… Нет, выходит, Ксюша не была дурочкой. И не беззащитная она вовсе. У Ксюши очень развита интуиция.
Еще у Ксюши нет никакого представления о добре и зле. Для Ксюши гораздо важнее, чтобы жилось тепло и спокойно. Мягко и удобно. Человеческими страстями Ксюша никогда не томилась – напрасно окружающие считали доброй, нежной… ангелом. Ксюша хотела только комфорта. Хотела, чтобы ее все любили. Чтобы норка своя была, в которой можно спрятаться, затаиться.
По сути, Ксюша и не человек вовсе, а какой-то особый вид животного…
Да, в общем, и интуиция у нее хреновая. Рыдала все последнее время, у Олега из-за нее чуть сердце не надорвалось. Не могла даже мужа поддержать! А на сына вообще наплевать… Словно не ребенка растила, а огурцы в парнике.
Ксюшу выгнали из ее норки – теперь она скулит, скулит, скулит…
Зато Марту Олег проглядел.
Вот Марта – настоящий ангел. Чистый, честный, бескорыстный (это ж надо, комнату отдала!). Пусть Ксюша говорит, что у Марты ухажером олигарх… Можно подумать, что все богатые – щедрые. Нет! Просто Марта из тех, у кого доброе сердце. Марта, если вспомнить, купила тогда, много лет назад, квартиру для Олега… Купила для них обоих, чтобы они жили долго и счастливо. Вот Марта – она и есть милая дурочка, которую легко обмануть… Вот Марта – истинно бескорыстная.
А какая красавица… Воплощение гармонии. Единство души и тела (высокий рост и высокая душа).
Господи, если бы можно было все переиграть заново! Если бы можно было вернуть Марту – нежную, красивую, такую добрую…
* * *
– …нет, ты должна обязательно прийти! – настаивала Нина Павловна.
– Зачем, если его послезавтра все равно выписывают?! Я только опять все испорчу… – сказала Марта. Она перехватила трубку поудобнее. – Мам…
– Что?
– Мам, я должна сказать тебе правду. Мам, я, наверное, не люблю его.
– Родного отца?..
– Да. Это звучит ужасно. Но это правда. Я столько лет ждала его любви, а он… Пусть он остается с Гошкой и Глебкой.
– Ты ненавидишь родного отца…
– Я не сказала, что я его ненавижу! – зарычала Марта. – Я сказала, что не люблю. Это разные вещи! И, мама… мы никогда не говорили честно. Ни ты, ни я, ни он, ни мои братья… Это невыносимо.
– Марта, худой мир лучше доброй ссоры! – мрачно напомнила Нина Павловна. – Ты своей правдой чуть не убила его. Это ж надо – квартиру потеряла!
– Уже вернула.
– А Ивана зачем наняла?
– Мама, Иван – мой друг. Очень хороший друг! Я его не нанимала, я его попросила сыграть роль жениха… И очень об этом жалею! Надо было честно признаться, что я не собираюсь замуж…
– А работа? Про работу ты тоже врала? Ты – по-прежнему дизайнер или… или эта, уборщица?
Марта промолчала.
– Марта!
– Мам, я с тобой тоже не могу говорить.
– Но почему?
– А потому что я не знаю, что ты на самом деле думаешь. У тебя такой характер… Тебе тоже не нужна правда. Лишь бы снаружи все было чисто и аккуратно.
– Марта!
– А почему вы с отцом ни разу нормально не поговорили? Ты же всю жизнь под него подлаживалась, скрывала от него все наши грехи – мелкие и большие…
– Марта! Марта… ну, хочешь, я приеду к тебе, на колени встану… Пожалуйста, навести отца. Он уж тут которую неделю, и… и только я у него была. А послезавтра его выпишут. И тогда уже ничего не изменишь. Тогда получится, что он не нужен своим детям.
Нина Павловна произнесла эти слова странным, незнакомым голосом.
– Мама… мама, я сейчас буду, – сказала Марта.
…В обычной городской больнице было полно народу. Посетители, сами пациенты в пестрых домашних халатах и тапочках, сновали сердитые нянечки…
Марта сдала верхнюю одежду в гардероб, нацепила на ноги целлофановые бахилы (белый халат надевать было не обязательно). Направилась к лестнице через широкий холл, забитый людьми. В зеркале на противоположной стороне увидела свое отражение… и опять поразилась.
Она, Марта, как-то резко отличалась от других людей. Выделялась в толпе, точно белая ворона. Во-первых, конечно, ростом, а во-вторых, еще чем-то… Красотой? Нет, скорее яркостью… Хотя была одета достаточно просто – темно-серый сарафан, серая в клеточку водолазка, черные высокие сапоги. Бусики из коралла – единственный всплеск яркого цвета. Волосы еще – темные, но тоже яркие, густого оттенка. Лаковый черный пояс блестел, да… Тоненькая. Не юная, но правильно подобранное белье рисовало аппетитные формы. В общем, идеальный, совершенный, законченный облик – хоть сейчас в раму и на выставку. (Смешные бахилы, но бахилы не считаются – тут все в них, да их и не заметно сверху.)
Марта на миг замерла, разглядывая себя со стороны, удивленная, чуть напуганная (надо ж, совсем недавно чучелом гороховым себя считала!).
Ознакомительная версия.
