– С ней все в порядке, – повторила Рейчел, понимая, что только Сол может объяснить Тэре, что случилось и что это означает.
Рейчел ушла. Тэра лежала уставившись в потолок. События последних сорока восьми часов проплывали в ее памяти. Воспоминания о венском концерте переплетались с пугающими образами Алессандры, подвергнутой страшной и непонятной опасности.
Я никогда больше не оставлю ее, мысленно твердила Тэра. Никогда! У нее было сильное ощущение, что ее жизнь резко свернула с того пути, по которому она недавно ее направила.
Сол посмотрел сквозь стеклянную перегородку и увидел, что Тэра лежит на кровати, откинувшись на высокие подушки. Ее лицо было спокойным. Она храбро и мужественно смотрела вперед.
Она не должна была так пострадать.
Он припомнил, сколько раз он причинял ей боль, отталкивая ее, замыкаясь в себе. Как часто он заглушал ее потребность в простой нежной привязанности подавляющим, господствующим сексом. Как он терзал ее своим презрением во время их последней роковой поездки.
А она все еще любит его. Он с грустью понимал, что должен причинить ей еще большую боль.
Он положил охапку цветов на возвышение в ногах ее кровати. Она протянула к нему руки. На ее ресницах блестели капельки слез.
– Где Алессандра? – спросила она.
– Дома, спит. Рейчел и Дональд стоят на страже.
– Я не должна была ехать в Вену, – сказала Тэра, не удержавшись от слез и сердясь на себя за это.
– Это все равно могло случиться, независимо от того, уехала бы ты или нет, – попытался успокоить ее Сол, сам не вполне веря в искренность своих слов.
Он рассказал, как это случилось. Как Джорджиана прибегла к своему старому способу наблюдения за домом и садом из машины. Как она ухватилась за представившуюся возможность похитить Алессандру.
Он описал сцену в коттедже. Рассказал о предложении доктора Дейнмана проследить за тем, чтобы Джорджиана получила необходимое лечение и уход.
Тэра слушала поток слов со смесью возмущения и чувства ужасной вины. Она посмотрела в лицо Сола и прочитала мысли, скрытые за тщательно продуманными фразами. Она поняла, что о разводе больше не может быть речи. Он никогда не скажет ей об этом прямо. Но его отношение к этому изменилось. Они разрушили душевный покой Джорджианы и теперь должны заплатить за это.
Значит, так тому и быть, подумала Тэра. Я не буду ни на чем настаивать. Алессандра всегда будет нашей, и этого достаточно.
Когда Сол пришел навестить Тэру на следующий день, он первым делом крепко обнял ее. Это был жест глубокой любви, нестерпимого желания, которое должно было быть выражено, хотя и не могло быть немедленно удовлетворено.
Тэра прижалась губами к жесткой горячей щеке. Когда пальцы Сола надавили на позвонки у основания ее шеи, она застыла, едва сдерживаясь, чтобы не вскрикнуть. По руке пробежали мурашки, в кончиках нескольких пальцев усилилось ощущение покалывания, как от крошечных электрических разрядов.
Сол оцепенел. Он мягко отстранил ее от себя, заглядывая глубоко ей в глаза.
– Что с тобой?
Она покачала головой. Пожала плечами.
– Проблемы с шеей. Больно сгибать.
Он вздрогнул.
– Из-за чего?
– Возможно, повреждены нервы в позвоночнике. – Тэра подняла руку и дотронулась до больного места. – Совсем чуть-чуть, ничего серьезного. Может быть, со временем наступит улучшение.
Она вспомнила разговор с врачом час тому назад. Анализ снимка, который ей сделали накануне.
Врач говорил негромко и спокойно.
– Небольшая потеря чувствительности в трех средних пальцах левой руки, – пояснил он. – Возможно легкое онемение кончиков пальцев. Не исключено, что через какое-то время это вообще не будет причинять вам беспокойства.
– Я скрипачка, – сказала она ему. – Солистка.
Она видела, что врач избегает смотреть ей в глаза.
– Ничего страшного, – проговорила она. – Я справлюсь с этим. Главное, что с моей девочкой все в порядке.
Сол потряс ее за плечо.
– Тэра, скажи мне все. Это излечимо?
– Нет! Ничего нельзя сделать. Это почти не скажется в повседневной жизни. И возможно, потом пройдет само собой. – Она смотрела на него с вызывающей храбростью.
Он взял ее за руку. Левую руку. Эту необыкновенную руку, которая умела находить нужные струны на скрипке и заставляла их звучать. Три злосчастных пальца – указательный, средний и безымянный – выглядели полностью нормальными. Но внешний вид был обманчив.
Сол вопросительно взглянул на Тэру. Она покачала головой. Распрямила пальцы, пошевелила ими.
– С ними что-то не так, – спокойно сказала она. – Я это просто чувствую.
Он промолчал. Тэра улыбнулась.
– Вряд ли кто-нибудь заметит это, пока я не выйду на сцену и не попытаюсь сыграть на скрипке.
– О, моя девочка! – простонал он, горестно закрывая глаза.
– Концертов больше не будет, – сдержанно сказала она, спрашивая себя, действительно ли он в глубине души рад этому. Она еще не вполне разобралась в своих ощущениях – шок притупил ее чувства.
Ей представлялось, что они оба совершили грех, за который теперь наказаны – разными способами. Взгляд на случившееся в таком свете и признание ошибок прошлого принесли неожиданное облегчение. А вместе с ним свободу строить другую жизнь.
Тэра ясно понимала, что все нужно строить заново. Идиллия, в которой существовали она и Сол, закончилась.
Сол проводил семинар студентов-дирижеров в Музыкальном центре в Танглвуде, штат Массачусетс, – месте летней дислокации Бостонского симфонического оркестра.
Сливки студентов высших музыкальных учебных заведений со всего мира каждый год собирались в Танглвуде, и значительную их часть составляли студенты, изучающие искусство дирижирования.
Сол уже пятое лето подряд выступал с бостонскими музыкантами в качестве приглашенного дирижера. В перерывах между репетициями и концертами он занимался с перспективными молодыми дирижерами, которые пытались показать свое мастерство на студенческом оркестре.
Ярким августовским утром, возвещающим начало еще одного жаркого дня, студенты собрались в театрально-концертном зале – большом, похожем на ангар здании с дверями из гофрированного железа, неуместно расположившемся среди зелени танглвудского парка. Студенты-исполнители возбужденно рассаживались на сцене, доставая из футляров инструменты. Студенты-дирижеры сидели в первом ряду перед сценой, впившись глазами в листы партитуры на своих коленях.
