В тот день рисунок ее околдовал, и сейчас, глядя на него, она повернула руку, чтобы увидеть синяк у себя на запястье. Розово-фиолетовый на ее бледной коже, он выглядел до странности красивым, походя скорее на цветок, чем на змею.
Ей стало страшно, по коже побежали мурашки. Он заклеймил ее, как заклеймил Дженифер Тейрин. Это было очень похоже на подпись. Его подпись. У Ли перехватило дыхание — что-то похожее она уже видела… картину, рисунок? Вспомнив, она даже тихо вскрикнула. Кажется, карточку с подобным рисунком они с Карлом Джонсоном решили не включать в свой тест, поскольку не пришли к согласию относительно того, что он символизировал.
Ли встала и пошла к картотеке. Неиспользованные карточки хранились в коробке в глубине одного из ящиков, и она тут же нашла вызвавший тогда сомнения рисунок. Он был сделан углем: женщина висела в воздухе, ее голова наклонилась вперед, словно женщина была без сознания, а серебряная змея, кусающая себя за хвост, обхватывала кольцами ее обнаженное тело. Рисунок датировался 1896 годом, художник был неизвестен, но название у картины было — «Женщина».
На первый взгляд образ казался неземным, даже приятным, но что-то было в нем тревожащее. Ли испытывала беспокойство от одного взгляда на рисунок. Но одна деталь особенно ее поразила, посеяв ужас в душе. Змея почти полностью была идентична браслету Ника Монтеры.
Ли бросила карточку в ящик и сделала шаг назад. Это совпадение. Другого объяснения быть не может, но она не могла заставить себя вернуться за стол. Возбуждение, охватившее ее, было знакомым, как мягкий стук дождя по крыше, только сейчас этот дождь грохотал, как сильный град.
Ее силуэт, как призрак, отразился на стеклянной стене кабинета. Глядя на фантом в белом шитье, Ли пошла навстречу отражению, нерешительно, но желая лучше разглядеть себя, устранить искажения. По мере приближения к зеркальной поверхности ей почудилось, что по другую сторону стены кто-то стоит, наблюдая за ней.
Сердце у нее заколотилось с такой силой, что пришлось остановиться. Подойти ближе она не могла. У нее уже было такое чувство, что за ней наблюдают, в этой самой комнате. Раньше. С самого детства ее преследует ощущение того, что за ней следит кто-то невидимый. С тех пор как она познакомилась с Ником Монтерой, все стало еще хуже. Разумеется, это была фантазия, всего лишь ее воображение, но это не спасло ее от чувства страха, как при ощущении реальной угрозы.
Она отвернулась от окна, желая отвлечься от этих мыслей, прекрасно зная, откуда они идут. Ее эротические вспышки относились к гораздо более раннему времени. Ей было не больше тринадцати, расцветающему подростку, когда она обнаружила, что один из мужчин — протеже ее матери — подглядывает за ней, когда она раздевается, чтобы принять утром душ. Это был молодой южноафриканец, ремесленник, к которому Ли втайне тянуло.
В ванной комнате была скользящая дверь, которая не закрывалась до конца, и Ли поняла, что он, должно быть, уже давно незаметно следит за ней. Сначала ее парализовал страх, но когда она укрылась в душевой кабинке, ее уже сотрясала дрожь странного и болезненного возбуждения. Когда она включила воду, теплые струи, коснувшиеся тела, подарили ей небывалое ощущение.
В следующие несколько недель он еще несколько раз появлялся у двери, заставляя Ли трепетать от смущения и внутренней дрожи. Он разбудил ее воображение и направил его в новое тайное русло, а однажды утром она, набравшись мужества, посмотрела в ответ на него. Замирая от смущения, Ли подняла голову и увидела, что он делает, как трогает себя, как горят первобытным голодом его глаза.
В тот день все ее возбуждение исчезло, приведя к ужасному конфликту в душе. Она никогда раньше не видела возбужденного мужчину, и вид его оголенной плоти и исходившая от него похоть, оказались для Ли слишком сильным впечатлением. Хрупкий цветок чувственности был вытеснен шоком, виной и стыдом. На ее крик прибежала мать, и молодой человек был бесцеремонно вышвырнут из студии великой Кейт Раппапорт.
— Зачем ему было подглядывать за нескладной тринадцатилетней девчонкой, когда в доме есть взрослая женщина? — недоумевала потом Кейт, смеясь вместе со своими друзьями-художниками. Она была очень удивлена и, несомненно, гораздо больше обижена на него за его предпочтения, а не за то, что он смутил покой ее юной дочери.
Ли пыталась изгнать этот эпизод из своей памяти, но так и не смогла подавить эротические вспышки, которые врывались в ее мысли в самое неподходящее время. В колледже она занялась психологией в первую очередь для того, чтобы узнать все о себе, но вскоре обнаружила, что легче и безопаснее забыться, анализируя проблемы других людей.
Со временем она объяснила себе эти связанные с либидо вспышки как всего лишь подавленную энергию, ищущую реализации, и перевела этот эпизод в разряд детских экспериментов, как игру в доктора. Ей стало легче, но все же она не могла отрицать, что запретные мысли владели ею, как ничто другое в ее жизни.
Вздрогнув, Ли сообразила, что продолжает стоять там, где остановилась, спиной к окну. Ее изумило, что ступни ног у нее повернуты в сторону, а руки прижаты к животу, словно ее поймали на лету. «Очень мило, доктор Раппапорт, — с иронией подумала она. — Но для одной ночи уже достаточно промедлений. Принимайся за работу».
Сев за стол, она первым делом закрыла свои записи по делу Монтеры и отложила их в сторону. Покончив с этим, она сделала глубокий вдох, открыла нижний ящик и вытащила заброшенную рукопись. За Ником Монтерой наблюдала теперь не она, поэтому он не сможет стать центральной фигурой ее книги.
Так что ей оставалось вернуться к первоначальной теме, которая заключалась в том, чтобы сделать тест Джонсона — Раппапорт доступным для широкого круга, разработав его упрощенную версию. Сначала ей эта идея не понравилась, она боялась, что вся их с Карлом нелегкая работа будет превращена во что-то вроде игры для вечеринок, но издательница заверила, что ее книга станет неоценимым инструментом для тех, кто хочет заглянуть в себя и кто не обладает достаточными знаниями или навыками, чтобы разобраться в академических учебниках.
Ли начала перебирать страницы, отыскивая то место, где закончила правку. Но уже найдя это место и почти принявшись за работу, она не могла избавиться от ощущения, что рядом кто-то есть. И это было не просто ощущение, будто за ней наблюдают. Она чувствовала это почти физически. На нее давил, ее прожигал чей-то взгляд. И еще она почувствовала что-то знакомое. Почему-то она поняла, что это был знакомый ей человек. Более того, она ощущала это со всей нетронутостью чувств той тринадцатилетней девочки, когда ее инстинкты были чисты и не затуманены разумом взрослого человека.
