А я молодая.
У меня гормоны и либидо.
И пошло оно все, в конце концов!
Я даже не очень помню, как ставлю чашку на тумбу, как и куда убираю поднос со сладостями из шоколадницы.
Это все просто исчезает, как преграда.
И я, очень несексуально опираясь на больную руку, переползаю по кровати прямо на Бармаглота.
Усаживаюсь на него сверху, выпуская плечи из халата, под которым у меня только домашняя майка и трусики-«шорты».
— Никаких серьезных отношений, — наклоняюсь к губам своего Бармаглота, жадно втягивая его колкий словно горный хрусталь, запах. — Никаких претензий друг к другу.
Он тут же кладет ладони мне на ягодицы, жестко вдавливает промежностью в свой вставший в трусах член. Жмурится, прикусывая нижнюю губу до моего почти оргазмического стона в ответ.
— Ты больная, Зай, — со злой улыбкой мне лицо, — с тобой нельзя быть в отношениях.
— Только секс, — повторяю, словно мантру. — Охуенный классный секс, Марк Игоревич. Хочу его всегда и сколько захочу. Справитесь? Хватит сил на малолетку?
Он хрипло смеется и звонко шлепает меня по заднице.
И хоть в этот момент мне очень приятна эта боль на ягодицах, я все же должна получить свой ответ. До того, как сделаю шаг, после которого будет уже поздно разговаривать о «деталях».
Почему так важно услышать, понял ли он, что будет?
Бармаглотина сам предлагал такой формат отношений, причем уже давно и вполне конкретно, без ужимок и недомолвок в духе: «Додумай сама, а если вдруг что-то не то — я не виноват».
Просто…
Я выкручиваюсь из его рук и падаю на спину.
Мне не нужны чувства.
Не нужны отношения, где будет больно и некрасиво.
Не нужны отношения, о которых нельзя рассказать подругам. О которых не посекретничать с мамой. Отношения, в которых мужика, который меня трахает, нельзя поставить на заставку телефона.
Потому что этот мужик — не мой, и моим никогда не будет.
А когда люди связаны физиологией — все предельно просто и понятно: они приятно проводят время и потом расходятся по своим делам, к другим людям, с которыми у них «красивая жизнь для всех».
И когда все это кончится — мы не перестанем общаться, не удалим друг друга их памяти, как обиженные любовники. Я не буду перебегать на другую сторону улицы, когда увижу Бармаглота с другой «Заей», а он не будет рычать, когда на очередное семейное торжество я приду с новым «архитектором».
Все просто, понятно и подчинено логике.
Здесь мне не будет больно.
И пока что это единственное, чего я хочу от мужика, чей член собираюсь получить между ног.
Я немного приподнимаюсь на локтях и провожу здоровой ладонью по груди, чувствуя, как напряженный под тканью майки сосок отзывается приятной тянущей сладостью где-то внизу живота.
И еще, пожалуй, я хочу от него милые подарки без повода и массаж ступней.
Да, именно так.
Глава пятьдесят шестая: Сумасшедшая
— Я хочу услышать ответ, Бармаглот, — качаю головой, когда он пытается взять меня за руку и снова усадить на себя.
— Или что? — слышу глубокий рокот где-то как будто под потолком.
Вибрация его низкого голоса как будто звуковая волна переползает мне на ноги в том месте, где соприкасаются наши бедра.
Голова приятно кружится от предвкушения.
Марк становится на кровати на колени, и его колено оказывается преградой между моими ногами. Хотя, я и не думала их сводить.
Мне нравится, что прямо сейчас он, ставя ладони по обе стороны моих плеч, нависает надо мной своим громадным ростом.
— Зай, может в жопу уже твои эти игры?
— Я хочу услышать ответ, — прищелкиваю языком, немного приподнимаясь на плечах, чтобы стащить бретели майки до локтей. Кружево держится на груди только на твердых сосках, и это так приятно, что по телу мурашки — сумасшедшей россыпью, маленькими электрическими разрядами. — А пока не услышу — вы, Бармаглотище, смотрите, но не трогаете.
Я знаю, что ему нравится эта игра.
У него всегда есть ответ, потому что этот мужик так устроен — не тянет кота за яйца, действует решительно и прямо, как отбойный молоток.
Но ему же хочется посмотреть.
Растянуть удовольствие предвкушения.
В ушах немного шумит.
Я немного слаба после всех волнений, но сейчас это даже к лучшему — моего внимания хватает лишь на то, чтобы держать в фокусе эти прищуренные серебряные глаза за длинными темными ресницами, и то, как он проводит языком по нижней губе, одновременно с немного ленивым движением моего пальца, которым поглаживаю напряженный сосок.
Непроизвольно выгибаю спину.
Бармаглот наклоняется к моим губам, но успеваю упереться ладонью ему в грудь и оттолкнуть.
Он недовольно фыркает.
— Снимай ее, — приказным тоном и приподнятой бровью.
Веду плечом, и майка сползает еще ниже.
Сначала по соскам, потом как-то сразу до талии.
Бармаглот сглатывает — острый край кадыка дергается под кожей.
Я немного расслабляюсь и мурлычу в ответ.
— Теперь сожми, — еще одна команда.
Провожу ладонью снизу-вверх, задеваю напряженную плоть.
Сжимаю упругий холмик — почти до боли.
Поднимаю ноги, пятками обхватываю его талию, пальцами выразительно тащу вниз джинсы вниз вместе с трусами.
Это все проклятый логотип «Дизель».
Развожу ноги, приподнимаю бедра и снимаю трусики.
Пяткой отшвыриваю их куда-то подальше. Просто чтоб окончательно осознать, что теперь, когда я лежу под ним абсолютно голая, бежать уже некуда.
— Вредный мужчина — не хочет говорить, что я хочу и…
Мои глаза распахиваются почти до боли, потому что Бармаглот вдруг наклоняется надо мной, ладонью обхватывая шею.
Мы так близко друг к другу, что жадно ловлю его дыхание на своих губах.
— В эти игры, Зай, со мной не получится, — серьезно и мрачно, без намека на игривость.
Я чувствую, как между ногами все сжимается от ожидания жесткого секса.
Мне немного страшно.
Но еще больше — мне хочется его член в себе.
Даже если на хрен всю порвет.
— Я тебя трахаю, ты — кончаешь.
— Уууу… Большой злой мужик.
Он чуть-чуть сжимает пальцы, и я чувствую, как каждый вдох проскальзывает в легкие немного медленнее.
А голове затуманивается.
Мысли становятся путаным, пошлыми, отвязными, как самая грязная порнография.
Его голова склоняется над моей грудью.
Я с шумом втягиваю воздух через нос, почему-то, видимо инстинктивно, пытаюсь прикрыться руками, но Бармаглот перехватывает мое запястье и заводит мне за голову, с силой вдавливая в кровать.
Черт.
«Класс!» — вопит мой внутренний голос, накрученный и возбужденный до состояния почти постоянного экстаза.
Между ногами становится так мокро, что по щекам растекается румянец стыда.
Жесткие губы обхватывают сосок, тянут вверх до моего вскрика.
Я даже пошевелиться толком не могу, потому что в ответ на любое движение зубы этого мужика сжимаются на моем соске, и я почти чувствую, как острый край с наслаждение врезается в нежную чувствительную кожу.
— Ты все-таки гад, — еле-еле, почти теряя способность разговаривать.
Почти верю, что он скажет что-то в ответ, но вместо слов Бармаглот резко переворачивает меня на живот.
За лодыжки тянет к краю кровати и встает до того, как я успеваю понять, что происходит.
— Бармаглот… — У меня паника, потому что он надавливает на поясницу, заставляя выгнуть задницу непривычно высоко, и одновременно вжимает мою голову щекой в матрас. — Ты… серьезно?
— Я же обещал тебя раком выебать, Зай. — Еще один шлепок по заднице, но на этот раз я вскрикиваю уже от почти реально ощутимой боли.
