осмотрелся, пытаясь понять, куда ему приткнуться: один стул заняла кошка, на втором стоял противень с булочками. Он вздохнул, сгреб Соню и уселся на ее место, устроив кошку у себя на коленях. Судя по довольному мурчанию, возражений у Сони не имелось.
Женя старалась не смотреть на Саню, который так привычно расположился на ее кухне, как будто никуда и не уходил. У нее было дело – приготовить меренговый рулет, – а значит, неизбежный и пугающий разговор, за которым Саня сюда притащился, пока можно отложить. Крем был уже готов – нежный, плотный, приятного сливочного цвета, так что пора было вытаскивать меренгу. Женя потянулась за прихватками и наклонилась, осторожно открывая духовку. Спину жгло от пристального Саниного взгляда. Только он умеет так смотреть, как будто трогает, как будто проводит сильными теплыми ладонями по голой коже, заставляя ее покрыться мурашками. А потом касается губами, целуя и нежно прикусывая… Ох! Ну зачем она сейчас об этом думает?!
Не переставая ругать себя, Женя вытащила противень из духовки, поставила его на стол, ловко перевернула готовый, слегка зарумянившийся сверху корж на лист фольги и быстренько распределила по нему толстым слоем крем.
– Подать малину? – спросил Саня.
– Да сиди уже, не дергай кошку, – отмахнулась от него Женька и сама достала ягоды из холодильника.
Работы почти не осталось. Разложить малину, посыпать дроблеными фисташками, осторожно скрутить корж, стараясь его не поломать – и все, рулет готов.
– Украшать будешь? – уточнил Саня, поглядывая на остатки крема.
Женя покачала головой и пододвинула к нему миску.
– Не буду, ешь. Ложку дать?
– Давай.
Крем исчез почти мгновенно, и Саня со вздохом отодвинул от себя пустую миску.
– На венчиках от миксера крем еще остался, – без всякой задней мысли предложила Женя. – Можешь облизать.
– Хочешь посмотреть, как я облизываю венчик? – приподнял бровь Саня, и Женя вдруг покраснела. Господи, она знает его десять лет, они трахались и делали в постели все, что только могло прийти им в голову, а ему до сих пор удается смутить ее такими тупыми шуточками.
– Хочу услышать, зачем ты пришел, хотя я просила тебя убраться из моей жизни, – выпалила Женя, стараясь не обращать внимания на предательски горящие щеки.
– Я думал, ты поняла, – тихо проговорил Саня и вдруг дернулся. – Эй, когтями в меня вцепляться не надо!
– Она так делает, потому что ей хорошо, – объяснила Женька, глядя на то как разомлевшая Соня ласково мурлычет и когтит Санины джинсы. – Чья это кошка, кстати?
– В смысле? – Саня удивленно поднял на нее глаза. – Моя.
У Жени зашумело в голове, и она едва не села с размаху на стул, где стояли булочки.
– Твоя?! Ты… завел себе кошку? Ты?!
– Я, – подтвердил Саня. – Я завел кошку. С чего-то надо начинать, правда?
Женя молча смотрела на него, все еще не веря услышанному. Саня – тот самый, кто с пеной у рта доказывал, что он не желает ни за кого отвечать, кроме себя самого, тот самый, кто ценил независимость и терпеть не мог все, что сковывает его и не дает в любой момент сорваться и уехать – так вот, этот самый Саня вдруг берет и заводит себе кошку. Это ведь что-то значит, правда?
– Где ты ее взял?
– В приюте. Специально искал рыжего котенка.
У Жени сердце сначала замерло, а потом сильно и больно застучало.
– Зачем? – еле слышно спросила она.
– Надеялся, что это поможет уговорить одну рыжую кошку жить с нами. Сама же понимаешь: мне нельзя доверить такого малыша, – Он почесал Соньку за ушком. – Я без тебя не справлюсь.
– Господи, Саня, – болезненно усмехнулась Женя, – не прибедняйся. Тебе можно доверить что угодно и кого угодно. Ты прекрасно умеешь отвечать за других, просто не хочешь этого делать.
– За других не хочу отвечать, ты права. – Саня твердо и спокойно встретил ее взгляд. – А за тебя хочу. И за нашу кошку тоже.
– Ты говорил, что это твоя кошка, – пробормотала Женя, чувствуя, как от подступающих слез перехватывает горло.
– Моя, но если захочешь – будет наша.
Женя отвернулась, пытаясь сдержать беззвучные рыдания, от которых ее трясло. Горячие соленые капли катились по лицу, как она ни старалась их удержать.
За спиной раздался недовольный мявк Соньки, которую, очевидно, сняли с колен, а через мгновение Женьку обняли родные сильные руки, развернули и прижали к твердой груди, которая так вкусно и так знакомо пахла Саней. Теплый, чуть солоноватый запах кожи, дорогой одеколон и едва уловимые нотки геля для душа.
– Солнце мое, не плачь, – шептал он, уткнувшись в ее макушку. – Я люблю тебя. Ты самое главное, что у меня есть. Пожалуйста, не плачь.
А Женя рыдала и никак не могла успокоиться. Санина футболка, в том месте, куда она в нее уткнулась, уже насквозь промокла, а слезы все лились и лились.
– Жень, ты…ты выйдешь за меня замуж? – Санин голос дрогнул, а она еще сильнее зарыдала.
– Это значит да или нет? – неуверенно уточнил он через какое-то время, так и не дождавшись никакого ответа.
– Это… значит… что ты… идиот, – проговорила Женя между всхлипами.
– Но я ведь твой идиот, да? – ухмыльнулся Саня и еще крепче прижал ее к себе.
– Мой.
С него вдруг слетела вся дурашливость.
– А ты моя, – тихо сказал он и отчаянно прижался губами к ее виску. – Имей в виду, я не отпущу. Я сдохну без тебя. Уже чуть не сдох.
– Я всегда была твоя, Саш, – Женя подняла голову и улыбнулась ему сквозь слезы. – И до сих пор не верю, что ты это наконец понял.
Они одновременно потянулись друг к другу. Нежный, почти робкий поцелуй моментально стал жадным, горячим и голодным. Женя застонала, вцепляясь пальцами в Санины плечи. Ее выламывало от невыносимого физического желания, сравнимого по силе с необходимостью есть или дышать. Тело не верило словам, оно хотело внятного подтверждения того, что теперь все хорошо, что этот такой нужный, такой желанный человек рядом и никуда не денется.
Саня
