наливаться слезами.
– Научили… – просипела и хватка на шее растворилась. Самсонов отдернул руку, будто сам поразился как далеко позволил себе зайти. Я хапнула воздух и тут же закашлялась, но не сдалась. – Научили как подчиняться людям, но не животным вроде тебя.
Дернулся и замер как натянутая струна. Вгляделся в мое лицо, ища в нем что-то, о чем сам не знал. Не отвела взгляда. Пускай делает хоть до победного.
Мне плевать.
Самсонов набрал полную грудь воздуха, а потом выдохнул, ведя подбородок в сторону.
– Биту.
С лица Адама сошла краска, его взгляд метался от меня к Давиду, это показалось трогательно заботливым.
– Живо!
Меня бросило в пот, когда подчиненный, осознав, что любое непослушание подольет масла в огонь, ринулся к багажнику, открыл тот и достал биту. Мои руки мелко задрожали, мысленно я отчитывала секунды, которые остались до моей гибели. Тишина звенела, воздух вибрировал. Самсонов смотрел на меня пустыми глазами, и как только Адам подошел к нему, взял биту не глядя на охранника.
Мое сердце пропустило не удар, а сразу десять. Как дышать я уже давно забыла, но покорно заставляла себя не давать слабину уперевшись о сиденье похолодевшими ладонями перебралась к самому его краю. Нога коснулась тротуара, колени подгибались, и я усилием воли заставляла себя не упасть и не проявить слабость. Кардиган упал с моих плеч на пол, но я не обратила внимания, меня колотило не от холода.
Встала перед Давидом и закрыла глаза, готовясь к самому худшему.
Первый удар резанул скрежетом металла по ушам, и я вздрогнула и пошатнулась, меня тут же поддержали мужские руки. Подняла тяжелые веки и поняла, что это Адам отводит меня в сторону, пока Давид замахивается и снова ударяет по внедорожнику.
Гудки машин прекратились, будто в раз все окружение растворилось превратилось в пыль, как в открытом космосе. Я тряслась, Адам удерживал меня подле себя, не позволял упасть или уйти, не знаю, чего именно он хотел.
Самсонов лютовал. Разбитое лобовое скатилось с капота, следом за ним пришел черед боковых стекол. Зеркала заднего вида со скрежетом поддались ударам и упали, одно болталось на проводке как на виселице. Весь кузов машины был испещрен вмятинами: досталось капоту, крыльям, бамперу, но Самсонов не унимался.
Охрана из Версаля вышла и встала рядом с Адамом. Спросили у него что-то, он что-то ответил. Я не слышала, точнее не понимала их фраз. Мозг будто чужой, уши как под водой из-за грохота крови, глаза режет.
А Самсонов бил, кромсал, разрушал так будто эта машина причина всех его бед. Будто это она разрушила то, что он любил, будто она виновата в том, что в его душе пустота…Как и в моей.
– Давид… – выдохнула едва слышно, пересохшие губы горели огнем, в горле першило. Самсонов занесший руку для очередного удара замер на полпути с задранными вверх руками, будто кто-то остановил время.
Повернулся ко мне, опустил биту.
Мне хотелось стряхнуть с себя руки Адама, но охранник понял без слов и опустил руки, выпуская меня из хватки.
Давид сделал шаг ко мне, потом второй и встав в полуметре показательно швырнул биту к моим ногам. Деревянная поверхность покрытая вмятинками и выщербинами ударилась об асфальт покатилась и ткнулась в носки моих кроссовок.
Красноречивее жеста придумать нельзя.
В том, что он сделал виновата я. Именно меня он представлял на месте машины и именно я разозлила его до такой степени, что он просто слетел с катушек.
– Подойди.
Приказал, и я безоговорочно подчинилась, понимая, что не могу иначе. Перешагнула биту.
Он запнулся на вдохе, когда встала вплотную, сделав этот полушаг навстречу. Опустил голову. Прикрыл глаза.
А я окончательно спятив опустила дрожащие ладони на его грудь, покрытую тонкой тканью свитера и ощутила как мышцы дернулись. Самсонов втянул в грудь воздух сквозь стиснутые зубы, но не сдвинулся. Не открыл глаз. Не поднял головы, почти уткнувшись в мою макушку.
Мои ладони скользнули выше к его ключицам, потом коснулись разгоряченной кожи на шее, и я привстала на цыпочки и подалась ближе. Мои губы коснулись мочки уха Самсонова, и я прошептала.
– Ты дал слово, что никогда меня не обидишь… – горло сдавило от слез, но я упрямо продолжала. – И порешишь любого, кто рискнет.
Давид выдохнул. Чувствовала дрожь его тела своим. Мы стояли вплотную, прижимаясь до боли близко, и наши тела поглощали тремор друг друга, напитываясь этой близостью, от которой вело с ума.
– Так выполняй!
Окаменел, оторопел от этих слов. От их значения.
Оттолкнул меня от себя, влетел в ресторан, а я наконец позволила себе расплакаться.
Адам подошел и опустил на мои плечи кардиган, видимо расценив мою дрожь за реакцию на прохладу.
– Идемте, – после ухода Самсонова, охранник облегченно выдохнул и повел меня к машине неподалеку. Не знала, чья она, но спрашивать не стала. Рухнула на переднее, Адам обошел капот и сел за руль. Выехали с парковки молча. Моя истерика пировала и вытягивала из меня все силы. Рыдания драли горло, дрожь не отпускала, слезы не позволяли видеть ничего вокруг.
Адам деликатно молчал, и я поразилась, насколько этот человек странный. Он мог бы радоваться тому, что мне угрожает опасность. Каждый раз я веду себя с ним как стерва, но он все терпит и позволяет мне вытирать о себя ноги. И от этого на моей душе становилось еще гаже.
– Почему ты заступился за меня? – спросила, стирая с лица соль. Адам промолчал. – Почему не позволил Самсонову завершить начатое?
Собеседник не проронил ни звука, и я сдалась, осознав, что ответов так и не получу.
– Пожалуйста завези меня в аптеку, – произнесла похоронным тоном. Он повернулся несколько секунд на меня смотрел, но потом вывернул руль и подъехал к торговику, где сбоку красовался красный мигающий крестик. – У меня нет денег.
Он достал из внутреннего кармана пиджака бумажник и протянул
