class="p1">— Так что? Это как-то связано с ним? Игорю снова угрожает опасность?
— Нет-нет. Наоборот, Игорь Николаевич наконец-то поставил крысу на свое место. Это отпраздновать надо.
— Тогда что? — срываюсь и выкрикиваю громко. Если Марк думает, что меня удасться заболтать, то ошибается.
— В общем… не могу такое от вас скрывать… хоть и не должен говорить, шеф меня порешает, если узнает. Но мне кажется вы должны знать и быть рядом…
— Марк, просто скажи уже, — выдыхаю устало, не зная чего ожидать.
— В общем, шеф болен. Серьезно. Ему нужна трансплантация почки, он сейчас находится в клинике, поэтому не отвечает на ваши звонки.
В первое мгновение мне кажется, что я ослышалась. Или неправильно поняла Марка. Или же это он ошибся и назвал мне чужой диагноз.
Но когда через несколько секунд ко мне приходит осознание, у меня начинают трястись руки и я совершенно не понимаю что делать.
— Скажи мне где он, я сейчас же куплю билеты и прилечу, — мой голос срывается, на глаза наворачиваются слезы. Я не могу поверить, что это происходит.
Я должна сама все увидеть, должна сама услышать это от Серебрянского, хотя сердцем и так чувствую что все это правда.
С первой нашей встречи ему не раз не здоровалось.
Он часто принимал таблетки. А когда я была у него, Марк примчался с пакетом из аптеки и проговорился, что достать было лекарства нелегко.
В последнее время он избегал меня, а если мы и виделись, то он был медлительным, бледным, и словно делал все через силу.
— Нет-нет, пожалуйста, не действуйте импульсивно, прошу. К тому же, Игорь Николаевич послезавтра уже вернётся.
— Как вернется? Уже сделали операцию? Почему он мне ничего не сказал?
— Нет, операцию скорее всего проведут в конце месяца, еще ищут донора. Но, прошу вас, Агата, ведите себя как обычно и сделайте вид, что ничего не знаете. Уверена, он скрывал это потому что не хотел вас расстраивать и видеть несчастной. Просто поддержите его и будьте капельку благосклонней к нему и его ошибкам. Понимаете, ревущая баба, которая в истерике уже мысленно хоронит мужа — точно не то, что сейчас хотел бы видеть шеф.
— Я понимаю, — прочищаю горло и пытаюсь понять как действовать и что делать дальше. Внутри нарастает истерика все больше и больше, я уже на грани срыва.
А если… если и в самом деле… Ох, об этом и думать не хочется. Тимур только отца нашел, а я вновь ожила. Я ведь не смогу без него.
— Марк, ты можешь держать меня в курсе всего? Рассказывай мне, пожалуйста, о каждом его анализе и прогнозах докторов, хорошо? Даже если все будет плохо, ты все равно мне говори, иначе я здесь с ума сойду.
— Не волнуйтесь, Игорь Николаевич еще переживет нас всех. Ему когда в тюрьме нож в почку всадили, то пока до больнички довезли, думали все — кранты, а он живучий… Ну, то есть…
Марк замолкает, поняв, что снова наговорил лишнего.
— Спасибо, Марк, за информацию, и держи меня в курсе всего, я уже пойду, — отключаюсь, не в силах больше продолжать разговор.
Чувствую себя опустошённой и не знаю куда себя деть. Ладонями стираю слезы с лица, встаю с кресла, потом опускаюсь, снова встаю, замираю посреди комнаты. Полностью дезориентирована не понимаю что делать. Единственное чего хочется больше жизни — оказаться сейчас рядом с Игорем.
Но Марк прав. Игорь не такой человек, который хотел бы видеть жалость в глазах других. И уж точно он не хотел бы, чтобы сын видел его таким. Но все равно злюсь на него. Как он мог не рассказать мне о таком?
Ему же наверняка нельзя было поднимать Тимура. И бегать. И еще много чего делать. А он не соблюдал рекомендации докторов!
Взгляд падает на открытый ноутбук. Точно! Игорю нужны позитивные эмоции. Отправлю ему завершенный проект дома, когда он будет читать сообщение, наверняка улыбнется.
Быстро перебрасываю файлы на телефон, еще раз просматриваю визуализацию, а потом не раздумывая печатаю ему игривое сообщение:
«Я просрочила все сроки по проекту твоего дома, но у меня есть на это весомая причина, поэтому не верну из оплаты ни копейки. На правах будущей хозяйки этого дома я взяла на себя смелость изменить размеры спальни и сделать вторую детскую. Ты ведь не собираешься останавливаться на одном ребенке?»
Нажимаю «отправить» и долго сижу, пялясь в экран, ожидая когда появится «прочитало». Но проходит десять минут, час, а сообщение так никто и не открыл.
Тревога меня не покидает. Пытаюсь отвлечься, играя в настольную игру с сыном, но вопросы Тимура еще больше накаляют меня.
— Папа так и не позвонил и на мое голосовое сообщение не отвечает. Как думаешь, с ним что-то случилось? Или он снова оставил нас?
Тимур выглядит так, словно сейчас расплачется.
— Не придумывай, как он мог нас оставить? У него наверняка сложные переговоры, после которых он уснул в отеле. Вечером точно напишет или позвонит.
— Точно-точно?
— Ну конечно. Папа для тебя окапи привез, ты думаешь после такого он так просто тебя оставит?
Тимур хмурится, задумавшись, вмиг серьезным стает, кивает, делает ход фигуркой жирафа на игральной доске.
— Ты права, мамочка, папа нас никогда не бросит.
И в этот момент, словно услышав наш разговор, экран моего телефона оживает и высвечивается сообщение:
«На следующей недели начнем строительство дома. Хочу, чтобы мы поскорей туда переехали. И да, мне все нравится. Особенно та часть, где ты уже вообразила себя хозяйкой».
Выдыхаю, чувствую как сердечко в груди начинает биться быстрее. Хватаю телефон, чтобы сразу же ответить:
«Ты как? Куда пропал?»…
Стираю.
Не то.
Поднимаю взгляд на сына. На лице появляется улыбка.
— Тим, папа написал, давай сделаем для него несколько фото.
И следующие полчаса мы отправляем Серебрянскому множество видео и фотографий, сделанных с сыном. Я очень надеюсь, что это предаст ему сил и поднимет настроение.
А через три дня я с удивлением обнаруживаю на пороге квартиры Игоря. Бледного, уставшего, но уперто делающего вид, что все в порядке и это просто усталость после перелета.
Игорь
— Прошу вас, Игорь Николаевич, проходите. Только у вас десять минут есть, не больше, — улыбается мне следователь, открывая дверь комнаты для посещений, куда посторонним вроде меня по закону входить не полагается.
Киваю в знак благодарности, хотя тот уже ощутил ее в виде пухлого конверта.
Дверь за мной закрывается и Градский, сидящий за столом, поднимает
