– Но почему, ма, почему? – негодовала Элла.
Август подходил к концу. Скоро должна была вернуться Фрэнсис, а сама Розмари через неделю собиралась в Штаты с Майклом. Она не сказала об этом Бену. Он не звонил и не показывался уже целую неделю – дольше, чем когда-либо прежде. Розмари наконец собралась привести в порядок волосы.
– Просто никуда не годятся, – причитал Мартин. – Где же вы пропадали? Подайте мне вон ту чашку с краской. Боже мой, сколько седых волос!
На встрече по поводу утренней телепрограммы, которая должна была начаться в конце сентября, Майкл заметил:
– Ты гораздо лучше выглядишь.
– Сегодня удачный день, Майкл. Я не только покрасила волосы, но и увидела на шкале на три фунта меньше. – Майкл ответил непонимающим взглядом. Розмари засмеялась: – А вот Фрэнсис сразу бы поняла.
Он беспокойно оглядел офис и сказал:
– Она звонила. – Потом, сделав над собой усилие, продолжал: – Розмари, я думаю, тебе следует знать, что я ухожу от Барбары.
– Майкл, не может быть. Почему?
– Мы просто на время разъезжаемся. Тут нет ничего необратимого.
Розмари проговорила:
– Я знаю, что лезу не в свое дело, но, Майкл, скажи мне, она знает о Фрэнсис?
– Она знает, что у меня кто-то есть. – Он открыл записную книжку. – Вот тебе мой новый номер. На это время. – Он протянул ей карточку. – Я снял квартиру на полгода. За это время все должно проясниться.
Больше он о своей личной жизни не говорил, А Розмари, глядя на его замкнутое лицо, боялась спрашивать.
Бен приехал в пятницу в одиннадцать вечера. Розмари на кухне варила кофе, а Элла с Джоанной смотрели телевизор.
– А я уж думала: ты исчез навечно, – услышала Розмари голос Эллы, которая подошла к двери.
– Я работаю, – ответил Бен. – А где Рози?
– В кухне. – Она позвала мать: – Ма, еще один друг дома. Ты как, на одну ночь? – бросила она Бену и направилась обратно в гостиную.
Бен засмеялся, а Розмари ждала, что вот-вот откроется дверь, чувствуя, как сердце бьется быстрее – так было всегда, когда она слышала его голос. Но сейчас от этого только еще больше рассердилась. И на него, и на себя. Когда он вошел, она обернулась, но его улыбка осталась без ответа.
– Не надо. – Она увернулась от его рук.
– Что такое? – сказал он. – В чем дело? Мне опять надо объясняться?
– Нет, Бен. – Она села так, чтобы их разделял стол, и стала пить кофе, не предложив ему. – Но неужели ты считаешь, что после недельного отсутствия можешь просто прийти и лечь со мной в постель?
– Я полагал, что для нас прошло время обедов при свечах. Я думал, что у нас более прочные отношения.
– Какие отношения? Где ты был?
– Я был занят.
– Я тоже. – Она взяла сигареты и снова села за стол. Он сам сделал себе кофе и взял чашку, которой всегда пользовался. При виде такой наглости она стиснула зубы, во рту стоял вкус желчи. Пальцы дрожали, и она зажгла не тот конец сигареты.
Бен наблюдал за ней.
– Ох, Рози, – сказал он, – какая ты глупая. Посмотри на себя. – Он подошел к ней, вынул у нее изо рта сигарету и бросил ее в ведро. Потом вложил в губы новую и дал ей прикурить, сжав ее дрожащие пальцы. Она жадно затянулась и сказала:
– Спасибо.
Бен поцеловал ее в голову и показал на стул напротив нее.
– Мне сесть сюда? – насмешливо спросил он и, прежде чем она успела ответить, сел. – Что новенького?
– Я еду в Штаты на следующей неделе. С Майклом.
Он с удивлением взглянул на нее.
– Зачем?
– Так, оглядеться. Встретиться с людьми, поговорить о работе. – Она не смотрела на него, сидела с полузакрытыми глазами.
– И надолго ты собираешься? – спросил он после минутного молчания.
– Дней на десять. Мне еще надо приготовить программу к концу сентября.
– Да, конечно. – усмехнулся он. – Весьма сомнительная викторина.
– Это моя карьера, – сердито ответила она.
– Нет, дорогая моя, ведущая телевикторины – не карьера, а просто халтура, за которую платят деньги.
Она вскочила с места, резким движением отодвинула стул.
– Черт бы тебя побрал, Бен Моррисон. Это моя работа.
– Ну что ты лезешь в бутылку? – Бен поднял руки. – Извини, ты же знаешь, как я к этому отношусь.
– У меня хорошо получается, – сказала она, чувствуя, что у нее першит в горле – это обычно предшествовало слезам, – опускаются уголки губ и что она ничего не может с этим поделать.
Бен не спеша встал из-за стола.
– Ты хорошо выглядишь, Рози, вот почему тебе предлагают такую работу. Ты когда-нибудь видела, чтобы этим занимались некрасивые женщины? Не будь ребенком, иначе, когда все это кончится, ты почувствуешь себя очень несчастной.
Розмари сказала:
– Я хочу, чтобы ты ушел. Пожалуйста. Просто уйди и все.
Он взглянул ей в глаза.
– Ты пожалеешь, если поедешь в Штаты. Там любят только молодых.
– Как ты, Бен? Как те, с кем ты проводишь время?
– О, черт, все та же старая песня. Значит, вот из-за чего весь сыр-бор? Есть ли у меня еще кто-нибудь? Это ты хочешь знать?
Он вдруг стал по-настоящему агрессивным. Розмари услышала шлепанье босых ног Эллы, спешившей из гостиной.
– Что случилось, ма? – спросила она, стоя на пороге и переводя взгляд с Розмари на Бена, которые застыли у стола друг против друга.
Розмари снова взяла чашку с кофе.
– Все в порядке, Элла. Можешь идти. Мы просто поспорили.
– Твоя мать ревнует, – заговорил Бен, не глядя на Эллу. Его взгляд не отрывался от лица Розмари. – Вот с тобой у меня такой проблемы не было, – продолжал он.
Элла ответила:
– Боже, в какое же дерьмо ты превратился с тех пор, как стал сидеть за этим столом. – Она повернулась и вышла.
– Ну вот, теперь она меня ненавидит, – сказал Бен. – Ты настроила против меня всех своих друзей. Они тоже думают, что я дерьмо?
Она не отвечала, зная, что если попробует произнести хоть слово, то тут же разревется. Они продолжали стоять и смотреть друг на друга.
– Прости меня, – наконец проговорил Бен. – Мне не следовало всего этого говорить. Просто для меня невыносима мысль, что ты уезжаешь.
– Боже мой, – ошеломленно выдохнула она. – Боже мой, как ты смеешь?
– Я люблю тебя, Рози, я не хочу, чтобы тебе было больно. В Штатах тебя сожрут живьем, а меня не будет рядом. – Он обошел стол, взял у нее из рук кофейную чашку. Стал целовать ее щеки, глаза, нос, волосы, губы. Она не отвечала на поцелуи, но его губы ласково скользнули по ее рту, и от этой нежности она наконец заплакала. Он обнимал ее, слегка покачивая, шептал, уткнувшись в волосы: – Прости меня, прости. Не сердись. Никто так не заботится о тебе, как я. Я люблю тебя, Рози. Я люблю тебя.
Весь ее гнев прошел, от решимости не осталось и следа. Она чувствовала себя слабой и беспомощной.
