Но Варя не отстает.
– Что тяжело?
– Без тебя… И с тобой… Как объяснить? Вот сейчас ты сама что чувствуешь? Вырывает душу? Вырывает же! Готова это каждый раз проживать? Я – нет. Не знаю… Тяжело так, что сдохнуть хочется.
– Ну и… – выдыхает сердито. То ли злится, то ли обижается – я уже не способен понимать. – Ну и хорошо! Если тебе так сильно тяжело… Пошел ты! Слабак!
Издаю сдавленный смешок. На самом деле это все, что угодно, но не веселье. Просто сжатый вибрирующий воздух, который покидает мое разодранное нутро.
– Выпусти меня, – толкается к двери.
– Как сюда попала, помнишь? – включаю в ответ козла. – Обратно только так, – указываю направление между сидений. – Гоняться за тобой по лесу охоты ноль.
– Да ты… – скрипит зубами.
Рывком в проход бросается. Я еще возьми и ляпни:
– Не забудь свою любовь, – достаточно вежливо трусы ей подаю.
Тупой юмор, знаю. Справляюсь, как могу.
Любомирова же хватает эти несчастные обконченные трусы и лупит меня ими по морде. Сцепляя зубы до скрежета, молча терплю. Хотя кровь моментально вскипает.
– Не переживай, не забуду! Все заберу!
– Вот и прекрасно! – отвечаю уже ее заднице. Она в пути. – Просто шикарно, блядь.
Самому приходится попыхтеть, чтобы вернуться в водительское кресло. Жаль, бешеная изворотливая псина во мне включается не по команде. Успеваю даже удивиться, как в принципе пролез. Пока завершаю маневр, раза три башкой то тут, то там влетаю и бессчетное количество – конечностями. Сыплю матами, конечно. Варя только издевательски хмыкает.
До общаги едем молча. Потому как пригружает то самое чувство потери. Так скручивает, что дышать тяжело. Благо выскакивает из машины Любомирова резво. Едва снимаю блокировку, даже не взглянув, дергает дверь и вылетает.
Нутро покидает шумный, тяжелый выдох, будто последний. Вслепую нахожу кнопку и опускаю стекло, чтобы вытравить ту самую любовь из салона и впустить морозный воздух. Но и открытый ветер не спасает. Роняю голову на руль.
Пары секунд не проходит, как слышу торопливые шаги. С трудом выпрямляясь, вижу у открытого окна Варю.
– Что еще, блядь? Зачем вернулась? – задвигаю крайне грубо. Не ожидал. Застала врасплох. Не готов я к новому кругу ада. – Ты еще не поняла, что я мудак? Иди, давай! – но злоба быстро кончается. Гребаные эмоции вспыхнули и погасли. На исходе сил совсем другим тоном прошу: – Блядь, Варя… Просто иди.
– Я только хотела… – тихо, почти шепотом выговаривает она. – Хотела сказать… Я буду ждать, Бойка.
У меня все дергается – все мускулы на лице, кадык, грудная клетка, полный набор внутренних органов вместе с потрохами. Неподвижными остаются только ладони, ими я намертво сжимаю рулевое колесо.
Киваю, давая знать, что услышал. Потому что вербально дать знак, что услышал и понял, получается не сразу.
– Я позвоню, как только получится.
Тогда уже Варя кивает. Раза три точно. Поджимая губы, закусывает их изнутри. А затем разворачивается и стремительно удаляется. Смотрю вслед, пока не заходит в корпус.
Сердце – чертова мышца – с мучительным креном снижает высоту и неумолимо замедляется, достигая едва ли не полной остановки. Не просто приземляет. Прибивает к коре.
Глава 50
В том и проблема, что мы все просто «биологические».
© Варвара Любомирова
– Дочь, а почему бы тебе не стать Бойко? – выдает в один из дней мама.
До этой фразы слушала ее болтовню вполуха. Кое-что подмечала чисто для себя, но по большей части о своем думала. Даже не пыталась делать вид, что по-настоящему увлечена этой беседой. В окно на падающий снег смотрела и задавалась вопросом – надел ли Кир шапку? Где он? Чем занимается? Думает ли обо мне?
Мамин вопрос не то чтобы из анабиоза выводит, меня будто ледяной волной окатывает.
– Что? – глухо выдыхаю, едва удается сфокусировать взгляд на ее лице.
– Я понимаю, что тебе девятнадцать, и это вовсе необязательно. Но Ренат обмолвился, что хотел бы этого. Думаю, это укрепило бы семейные отношения…
– Боже, ты серьезно сейчас?
Когда до меня доходит, каким путем я, по их мнению, должна стать Бойко, прихожу в негодование так же резко, как секунду назад вошла в шоковое состояние.
– А что? – искренне удивляется моему недовольству мама.
– Ты хочешь, чтобы я, будучи взрослой и самостоятельной девятнадцатилетней девушкой, заменила имя покойного отца именем Рената Ильдаровича? Я правильно понимаю?
Маму мой высокий вибрирующий тон, очевидно, задевает. Поджав губы, она на мгновение отводит взгляд. А секунду спустя, снова смотря мне в глаза, резковато выдает:
– Поверь, твоему биологическому отцу на подобное и при жизни было бы плевать! Ренат же просто пытается наладить отношения внутри семьи.
– Да что ты?! – восклицаю ехидно. – А со своим родным сыном наладить отношения Ренат не хочет?
– Почему ты такая злая?
– Я – злая? Я не злая, мам. Только… – торможу себя, с опозданием вспоминая, что ей нельзя нервничать. – В том и проблема, что мы все просто «биологические». В остальном – плевать.
– Неправда! – суровым тоном отражает мое наступление мама. – Кирилл неуправляемый, агрессивный…
– Странно! – перебиваю я ее. – А весной ты же мне говорила что-то вроде: «Бедный мальчик, рано остался без матери, у него никого нет, а Ренат не справляется…». Говорила же? Твои слова?
Мама вновь отводит взгляд.
– Ну, говорила! А теперь думаю иначе, – царапает обшивку дивана, на котором мы все это время сидим.
– И почему же? Что изменилось?
– Он… – смотрит на меня не как мать на ребенка, а как педагог. Ненавижу подобное! – Он ведет себя недостойно.
– Угу, – едко выдаю я и соответственно двигаю подбородком, как бы кивая. – Что ж… Мне пора.
Я поднимаюсь. Мама нерешительно семенит следом за мной в холл.
– Метет же… Может, переждешь?
– Доберусь, – заверяю ее, набрасывая куртку.
Застегиваюсь и кутаюсь в шарф уже на улице. Все еще сердито надвигаю глубже шапку и шумно шмыгаю носом. Плакать не собираюсь, но, если честно, так охота… Сил нет. Две недели прошло – от Бойки ни слуха ни духа.
Еще несколько дней проходят в привычном коматозе. Я в последнее время даже на Карину реагирую как-то равнодушно. Кажется, что она смотрит на меня с искренним сочувствием. Поначалу порывалась оттолкнуть ее, заверив, что между нами с ней нет ничего общего, и что у меня все хорошо. А потом… Потом пришло безразличие. Здороваюсь с ней при встрече, иногда даже разговариваем на нейтральные темы.
Звонить, писать или как-то искать Бойку больше попыток не предпринимаю. Жду, как и обещала. И однажды ночью меня вырывает из сна короткий, но такой пронзительный сигнал входящего сообщения. Каким-то непонятным образом понимаю, что это он. Сердце моментально разгоняется и забивает бешеным стуком все внутри меня. Только его и слышу, когда беру телефон и вижу, наконец, на экране тот самый ранее неизвестный ник – kb asf.
Голосовое.
Мое волнение достигает пика, граничащего с безумием. Долго не решаюсь воспроизвести. Потому как оказываюсь неготовой услышать его голос. Регулирую дикую пляску сердца и всеми знакомыми мне методиками пытаюсь выровнять дыхание. Но ничего не получается. Нетерпение, напротив, подгоняет все системы и приводит меня в состояние какой-то паники.
Что, если сообщение сейчас исчезнет? Что, если там ничего и нет? Может, случайно что-то нажалось и отправилось? Что, если что-то плохое? А если хорошее?
Пока я трясусь над телефоном, экран гаснет, и повторно снять блокировку оказывается каким-то непосильным ритуалом. Пальцы настолько дрожат, что не попадают даже в нужные точки на дисплее. Когда перед моим размытым взглядом снова появляется «треугольник» воспроизведения, повторно зависаю. Благо на этот раз ненадолго. Жму в центр круга и закрываю глаза.
– Привет…. – врывается в меня хрипловатый голос Кира. Грудь не просто огненной волной окатывает, ее как будто разрывает. На миллиарды искрящих частичек. Пауза – долгая, сладкая и мучительная. Меня бьет дрожью. А шумный, гуляющий выдох Бойки вызывает невообразимо колючие мурашки. Мне и холодно, и жарко – лихорадит. Успеваю всхлипнуть, втащить в легкие кислород и вновь бездыханно замереть, такой долгой оказывается следующая пауза. А потом новая сыпь мурашек, когда Бойка срывающимся голосом выдает: – Я скучаю. Блядь, как же я скучаю! Разрывает, на хрен, на куски! – и снова пауза. Несколько секунд ни вдоха, ни шороха не слышно. А потом сразу дрожащий выдох. – Прости, тяжело говорить. Не могу собраться… Блядь, как же я заебался… – шумный вдох и еще более рвущийся выдох. Короткая, но какая-то невероятно глубокая пауза. – Хочешь встретиться?
