– Ты немного загрустила, – заметил Якуб.
– Есть такое. У меня по наследству от родителей оставалась квартира, дача… Но я продала недвижимость за бесценок, когда срочно нужно было рассчитаться с коллекторами за долги. Все, что оставалось по-настоящему дорого сердцу – это трусики и сережки и несколько памятных фото!
– С фото все ясно! Но про какие сережки ты говоришь?
– Гранатовые. Подружке отдала. Не знаю, что она с ними сделала. Вернее, мне передали, что она сережки выкинула в мусорный бак возле дома. Грошовые они, понимаешь? Просто дороги как память. Мама умерла от рака еще когда мне было года четыре. У меня от нее всего и осталось, что несколько фото и воспоминания, как она прихорашивалась на свой последний день рождения и надевала эти самые сережки.
– Так, постой… Мама умерла, когда ты была маленькой? А как же покупка трусиков и трагический рейс? – остановил меня Якуб.
– Я тебя запутала, да?
– Немного, – нахмурился Якуб.
– Извини, я все вывалила на тебя кучей. Сейчас объясню.
– Думаю, я не ошибусь в предположениях, если скажу, что трусики тебе купила… вторая жена отца?
– Да. Отец погиб на том рейсе со второй женой. Она была очень хорошей женщиной, я любила ее и тоже называла «мамой».
– Мне жаль.
Якуб наполнил мангал древесным углем, развел огонь и внезапно придвинул второй стул к моему, сел, обнял за плечи и развернул в сторону разгорающегося огонька.
– Даже не представляю, как тебе было нелегко: потерять отца и сразу двух мам.
– О первой маме у меня совсем немного воспоминаний.
– Но они ценные. Надо найти сережки!
– Баранович мне уже обещал их найти! – выпалила и добавила. – Ой, как нехорошо получилось. Я не сравнивала тебя с ним, просто сказала. Ничего такого, не бери на свой счет, – добавила я.
– Не беру, конечно же. То, что Баранович тебе набалоболил – это одно. А я слов на ветер не бросаю.
– Боюсь, ты обещаешь невозможное, Якуб!
Я мягко высвободилась из его объятий.
– Давай не будем, окей? Есть реальное, а есть… почти фантастическое, из области почти мечтаний. Я уверена, что Олька не соврала и точно от злости выбросила мамины сережки в мусорный бак. Сколько дней прошло! Поэтому давай будем смотреть на вещи реально. Их… уже нет, и закроем эту тему.
– Закроем, если хочешь.
Я немного занервничала, что рассказала Якубу такие подробности, почувствовала себя уязвимой, обнаженной до самой последней частички души.
– Расскажешь в ответ, почему ты не целовался с девушками в губы?
Мое сердце загрохотало во время короткой паузы, пока Якуб молчал. Он улыбнулся мне широко и рассмеялся.
– Дураком просто был. Оказывается, это очень даже ничего занятие. Не секс, конечно, но ради разнообразия можно.
– Ради разнообразия? – уточнила я.
Мужчина кивнул.
– Пожалуй, займусь мясом, а ты отдыхай, наслаждайся отдыхом. Можешь выпить немного вина.
– А ты взял?
– Я взял все для отличного пикника!
Взгляд мужчины потемнел, он продемонстрировал мне ленту презервативов, которые достал из кармана брюк цвета хаки. Не знаю, почему меня это задело.
Может быть, я слишком близко к сердцу восприняла его слова, сказанные в больницы? Может быть, решила, что после поцелуя он сразу растает и захочет иметь детишек?
В общем, меняются времена и мои мужчины… Я же, Мия Манцевич, остаюсь все такой же большой фантазеркой в отношении реалий! Сама придумала, сама влюбилась, сама тоскую, что хочу большего. Я всегда хотела больше, чем у меня есть. Почему я не могу быть счастливой полностью и всегда жажду больше, чем мне обещают?
Мне показалось, что внезапно похолодало. Я зябко поежилась.
– Замерзла?
– Как будто ветерок поднялся.
– Хм… Тебе показалось. В любом случае, выпей немного вина, согреет, – предложил Якуб.
Он откупорил бутылку, наполнил мой бокал.
– А ты?
– Должен же кто-то оставаться трезвым и контролировать все, – отшутился мужчина.
– Хочешь меня споить?
– ДО неприличия сильно хочу этого. Еще больше хочу увидеть тебя совершенно без границ!
– Ой не надо, Якуб. Не стоит. Нехорошо может выйти… Совсем нехорошо. Я почти не пью, меня уносит буквально с рюмашечки! – затараторила я, прихлебывая вкусное вино.
– У тебя есть я, – с чувством произнес Якуб и подлил еще немного. – Буду следить за тобой.
– Следи за мангалом, я страсть как хочу есть! – попросила я.
Все же мне показалось, что стало холодно, поэтому я укрылась пледом, села поудобнее.
– Расскажи мне что-нибудь о себе, Якуб…
Мужчина принялся жарить мясо, начал легко болтать о себе, увлечениях и смешных казусах, связанных с проказами близнецов.
– Я любил корчить из себя Адама. Не представляешь, как его это бесило! Прически пытался менять. Как-то усы отрастил, потом побрился налысо. Исключительно из чувства желания поддеть большого оригинала, я сделал точно так же…
Я кивала головой, пила вино.
Насчет кое-чего я соврала. От спиртного меня уносило разве что в одну сторону: в сон! Я была самым скучным собутыльником на всем белом свете, могла задрыхнуть после двух шотов и проспать до утра на вечеринке. Меня заражало весельем не спиртное, пьянило всегда другое: сама жизнь, обстоятельства, люди, окружающие меня. Якуб, в конце концов…
Окончательно заснув, я поежилась во сне от холода, но потом ощутила, как стало тепло-тепло, горячо… Ох, я совсем растаяла, расслабилась рядом с жаркой печью, даже не отдавая себе отчет в том, кто был источником этого тепла.
– Ты сплюшка. Сонная моя пчелка. Как же я тебя…
Якуб со стоном прикусил меня за шею, врезался бедрами сзади, обняв крепко.
– Я мясо пожарил. Кто будет есть, а?
– Ешь-ешь. За двоих. Я потом поем, честное слово. Ты мне немножко оставишь? – пробормотала сонным голосом.
Мои глаза едва открылись от чувства, как что-то длинное, твердое и горячее скользило у меня между ног, дразня напористым проникновением. Застонав, я проснулась, ощутив, как твердая головка еще раз скользнула вдоль увлажнившихся складочек.
– Якуб?
– А что, это мог быть кто-то еще? – раздался обжигающий шепот на ухо.
Горячие руки мужчины обняли меня, скользнули на бедра.
От удовольствия глаза закатились. Новое требовательное нажатие заставило меня раскрыть глаза окончательно.
Пальцы мужчины умело заскользили по клитору, требуя от меня большего.
– Мы…
Я с трудом сосредоточилась на окружающей меня обстановке. Стены. Высокие окна. Много света. Мягкий матрас, белый балдахин надо мной колыхался.
– Мы снова у тебя дома?
– Да. Мы дома. Мой член тоже хочет в домик, – признался Якуб, начав давить головкой на складочки. – Признаться, я хотел дождаться твоего пробуждения. Но ты затрахала стонать во сне и крутить своей попкой, и …
– И что еще?
– Все, терпению хана! Кажется, тебе снилось кое-что обо мне?
– Да… Да. Наверное. Не помню, – призналась я.
– Сейчас выясним, так ли это!
Он отодвинул бедра назад и снова толкнулись вперед, толстый член оказался внутри, расчертив дорожку ярким всполохами удовольствия.
– Якуб!
– Ммм... – прохрипел, куснув меня за затылок.
Казалось, мы оба задыхались от ощущения, как глубоко он был, и с медленным стоном Якуб начал двигаться.
В груди застрекотало сердце от чистого удовольствия, с губ начали срываться глубокие стоны. Я сжимала простыни изо всех сил. Казалось, что он никогда не войдет в меня целиком – такой большой, напряженный, твердый, словно гранит. Но он прижался ко мне полностью, буквально влип в мою спину мощной грудью.
– Сожми меня крепко, – попросил на ушко. – Сожми покрепче.
Ему даже не нужно было просить меня об этом. Мои внутренние мышцы напряглись, сжимая член на несколько безумно длительных мгновений, а потом отпустили и снова начались пульсации.
Якуб начал двигаться быстрее, врезаясь в меня, его бедра хлестко бились о мою задницу, погружая член в меня снова и снова. От нарастающего удовольствия я даже захныкала, чувствуя, как его мускулистый пресс прижимался ко мне при каждом движении.
