поздно посещала мысль идти в торговлю. Строго говоря, а больше и некуда было. Если ты появился на свет и живешь в крохотном городке и твоя малая родина на карте страны по занимаемой площади не больше булавочной головки — ни география, ни обстоятельства, ни сама судьба особого выбора не предоставляют.
И вот эта социальная безнадега, ставшая одним из монстров, порожденных изменившимися временами, для успешной адаптации в предлагаемой реальности требовала почти полного отречения от всего, чему людей учили раньше.
Никакой достойной альтернативы не предлагалось, а опыт предыдущих поколений обнулялся. Ценные ресурсы обменивались на бусы и новомодные побрякушки по три копейки за кучку. И обесценивание это происходило по весьма изощренной схеме, предполагающей тотальный пересмотр стоимости активов в сторону драматического уменьшения с цинично-насмешливым сомнением в справедливости даже такой круто заниженной оценки.
В советские времена в Уголовном кодексе была поправка, ужесточавшая наказание за преступление, совершенное с особым цинизмом. При этом комментариев к формулировке не было и суть термина не раскрывалась — понимай как хочешь. И вот тут-то, что называется, собака и порылась…
В эпоху расцвета Древней Греции, славившейся своими социальными и политическими экспериментами по части улучшения жизни граждан путем наделения оных невиданными доселе полномочиями, было в моде увлечение философией с ее извечным стремлением докопаться до самой природы окружающих явлений. Докопаться и, как водится, исказить. Времена хоть и проходили под знаменами расцвета и просвещения, но до настоящей грамотности и верного понимания окружающего мира было еще далеко. А потому народ развлекался как мог, придумывая красивые, но не слишком правдоподобные объяснения происходящему вокруг и создавая целые школы со своими учениями.
Одними из самых эксцентричных были «киники» (от античного «kyon» — «собака»). Если бы сегодня к ним презрительно обратились: «Вы че творите, псы?!» — они бы не обиделись. Даже на «собаку сутулую» не оскорбились бы. Улыбнулись многозначительно и дальше пошли. А на что обижаться? Вы же им практически комплимент сделали.
Собака не обременяет себя условностями и с высокой собачьей колокольни плевать хотела на то, что о ней подумают окружающие.
Адепты учения на полном серьезе проповедовали принципы свободы от общественных норм и правил, отказа от обладания любой собственностью, которая, с их точки зрения, была лишней и бесполезной, вплоть до пищи и одежды. Иными словами, они в буквальном смысле пытались жить как животные, забывая о том, что настоящая бродячая собака — бездомная шелудивая псина, в отличие от доморощенных философов, судьбу свою не выбирала и вряд ли отказалась бы от крыши над головой и миски похлебки каждый день.
Помните значки пумы и крокодильчика с известных брендов одежды? Каждое серьезное предприятие, ориентированное на массового потребителя, нуждается в логотипе.
У этих ребят была белая собака, но продвижению их сомнительной идеологии она ничуть не помогла. Символ оказался неудачным, поскольку собака почиталась у греков и евреев, а вот у иудеев и мусульман считалась нечистым животным, олицетворяя жадность, подлость и трусость.
Нетрудно догадаться, к чему привела киников подобная философия — к грязи, нищете, презрению и порицанию.
Если вы отвергаете нормы общества и социальный уклад, будьте готовы к тому, что это самое общество в какой-то момент задолбается терпеть ваши причуды и положит свой огромный болт на все ваши претензии и ожидания. Ведь, по сути, киник — тихий анархист, который отрицает государственный строй, общественный уклад, важность семьи, религиозные постулаты и вообще любые моральные ценности и нормы. А в более поздней редакции, с поправкой на исторический ветер — это обычное хулиганье, которое не стесняется навалить кучу в подъезде или клянчить у прохожих полтос на опохмел. Предшественники за пять столетий до нашей эры творили эту дичь добровольно, выдавая чуть ли не за откровение свыше. Современники же, по их словам, делают это вынужденно, мотивируя свое поведение банальной нехваткой денег на более достойный уровень жизни. Но, по сути своей, первые от вторых практически ничем не отличаются.
Есть большое подозрение, что если бы Диоген, который, к слову, был ярым приверженцем киников, узнал, сколько стоит аренда приличной квартиры и какие проценты придется платить по ипотеке, он бы вновь предпочел жить в бочке.
Квадратура, конечно, маловата, но и коммунальные платежи не обременяют. Бочку-малосемейку на античный лад стали бы называть диогенкой по аналогии с хрущевкой. Ее можно прикатить к реке, чтобы сэкономить на водопроводе. А если со временем пристроить деревянные ящики из-под оливок, получится отличная трибуна, с которой в ясные дни можно толкать зевакам пламенные речи про личностную свободу. Но злую шутку с учением сыграла не эмблема собаки и ассоциированные с ней идеи, а семиотические изменения, которым подвержен любой живой язык. В какой-то момент из-за особенностей произношения латинских слов в период Средневековья в названии древнегреческой философской школы поменялась первая буква, с ног на голову перевернув первоначальное значение. Так появились циники — люди, которые походя назначают цену всему и вся.
По сути, быть циником — значит ни в чем по-настоящему не разбираться и считать всех вокруг идиотами. Неудивительно, что данное определение чаще всего применяется к политикам, чиновникам и преступникам. Далеко ли они ушли от древних греков? Какое там! Наплевав на обретение духовных ценностей, вовсю прибирают к рукам материальные, действуя все так же наивно и примитивно на виду у всех.
А вместо символа собаки у них упоротый лис, ставший не просто логотипом цинизма нового образца, а символом равнодушного пофигизма, отражением внутреннего состояния эффективных менеджеров, которые с удивлением взирают на любые проявления человеческих чувств и качеств, полагая их бесполезными и неуместными, как соратники Диогена некогда считали ненужными красивую одежду, вкусную еду и дорогие предметы обихода.
Циничность не заморачивается морально-нравственными идеалами, а потому всегда выигрывает у любых общепринятых понятий о добре и зле, но только на короткой дистанции. А потом неизбежно наступает разочарование, но не всегда — прозрение. Мир оказывается куда более сложным и многогранным, чтобы можно было объяснить его с точки зрения рядового покупателя айфона и бочки-малосемейки. Старые примитивные схемы больше ничего не объясняют и никак не помогают в познании окружающей действительности.
Но главная беда циничности в том, что она отказывает в доверии. Циник просто неспособен никому доверять, при этом прекрасно зная за собой, что и сам не заслуживает веры. Настоящее доверие стало сродни чуду рождения
