Но она и сама толком не знала, только то, что девчонки попали к каким-то отморозкам, которые пустили их по кругу. Руки у Данилы медленно, словно сами собою опустились.
– А я же ей говорила, Катюша, ну на кой тебе эти клубы, эти танцы? – продолжала причитать женщина. – По ночам работать, это же... А она ведь какая девчонка красивая! Каждый ведь гад так и норовит...
– Кто? – с трудом выдавил Данила. – Кто это сделал, она не сказала?
– Да чёрт его знает! Она ведь и шептала-то уже через силу, не то, что говорить! – и снова заревела: – Ну не зна-а-аю я-я-я! Я, вон, к менту этому сразу, думала, ну раз дочку его тронули, ну должен же как-то... А он... Он... – за всхлипами становилось всё труднее расслышать, но Данила и так уже почти не слушал. Стремительно накрывало. – Он говорит – пишите заявление, в милиции разберутся. А я ему – какое на хер заявление, ты же сам, гад, и есть милиция! Да ты же за дитя своего порвать должен, а он как попугай хренов: в милиции разберутся... Ну конечно, что ему... Его-то, вон, Маринка, домой поехала! А моя Катька... Где справедливость?!
Глава 45
Сначала Данила бросился бежать, но постепенно перешёл на быстрый шаг, не думая, куда и зачем, просто двигаясь, пытаясь выжечь адреналин, чтобы хоть немного вернуть ясность сознанию. Нестерпимо тянуло действовать, но как?!
Ярость, замешанная на беспомощности – это невыносимо! Хотелось голыми руками выдрать сердца тех ублюдков, которые... Зубами кадык вырвать, разодрать когтями в клочья... Но при этом понимал, что слишком ме́лок даже для того, чтобы просто найти их в одиночку.
В какой-то момент промелькнула мысль – а не свои ли это... Сопоставил факты, вчерашнее приглашение Рамзы на досуг...
Но нет, не может этого быть. Во-первых, Катьку бы не тронули – она своя, в профсоюзе такое не прокатит, а во-вторых – Залим знает, что Маринка под Данилиной крышей. Тёлка братана кореша – это по понятиям, в любой стае беспределить бы не стали.
Добрался до дома, схватил ключи от японца и рванул на блатхату, но никого там не застал. Доехал до Воска. И тоже, кроме сонной обслуги, готовящей кабак к вечернему наплыву посетителей никого ещё не было.
Вернулся домой, прослонялся до ночи, прикидывая, как лучше подкатить к Рамзе с просьбой о помощи от профсоюза. Оно, конечно, на хер бы их услуги, но лучше людей Рамзы виноватых никто не найдёт. Там ведь своя система по городу – круговая порука, все всех знают, у каждого своё место и роль. Все беспредельщики на учёте, над каждой швалью свой смотрящий.
Конечно, за услугу придётся отработать. Чёрт. Невесело усмехнулся. Такое впечатление, что душу дьяволу готовился продать. Свалил, называется, в светлое будущее...
А на самом-то деле хорошо, что не успел свалить. Очень хорошо! Ещё успеется.
В ментов ни на секунду не верил – всё та же круговая порука.
Ближе к полуночи снова рванул в Воск. Здесь всё было как всегда в этот час – музло, бухло, тёлки, «конкретные пацаны» с необъятными пузанами. Невидимая обслуга всё так же в режиме нон-стоп драила зеркала, кучковались, ожидая своего выхода, девочки гоу-гоу с голыми сиськами. В отдельной гримёрке чистили пёрышки стриптизёрши Нинка и Ирка.
Долго слонялся из угла в угол и наконец засёк возле служебного входа Рамзу в сопровождении Айка. Сразу же сунулся было к нему, но охрана не пустила. Ответ стандартный: «Шеф ночью не принимает» Попросил передать, что очень надо, срочно. Уточнили. Велели ждать.
Когда всё-таки позвали, время уже перевалило за два ночи. Нос не просто не дышал – его словно распирало изнутри, и от этого раскалывалась башка и слезились глаза.
Рамазанов, как обычно к этому часу был готов. Поначалу, ещё только столкнувшись с этим, Данила часто задавался вопросом, откуда у чувака столько здоровья – и порох нюхать, и дела ворочать, и стаю в кулаке держать. А потом, когда узнал Рамзу чуть лучше, и флёр романтики с его образа слетел, сразу стало без разницы и то, откуда у него здоровье.
А сейчас вообще посрать – и на перепачканную белым порохом морду, и на стеклянный взгляд. Слегка цепанул внимание свежий рубец через щёку, но в целом – и на него похер.
– Вчера звал тебя, ты не пришёл, – не разжимая челюсти, бросил Рамза. – Сегодня хочу в одного зависнуть, так мне говорят – Хулиган под дверью сидит, не уходит. Всё, что ли, проблевался? Или ты думаешь, я тебе всю малину на сегодня перенёс? – рассмеялся было, но тут же, зашипев, коснулся рубца на щеке, скривился. – Чего надо? Говори да проваливай, не до тебя сейчас. Хотя стой. Давай, бухни! – плеснул вискаря в свой стакан. – Помяни раба божьего Соломатина Гэ Вэ. Помер сегодня. Сердце. – Поднял взгляд. – Знал его?
– Нет.
– Ни хера вы не знаете, под кем ходите, кто жопы ваши из ментуры вытаскивает. Давай, давай, бухни. Ты ему лично за тот раз обязан! Через него тебя из-под следствия дёргали.
Данила не стал спорить, выпил. Рамза тут же налил себе, тоже выпил.
– Вот такая херня, Хулиган! Крут ты или говнище, а конец всё равно одинаковый – мать сыра земля. А поэтому жить надо сейчас! По полной! И срать на всех!
Его, похоже, как обычно потянуло на философию. При этом он даже не обратил внимания на распухшее лицо Данилы. Ему было так же насрать на Данилу, как и Даниле на него. На столике у его ног тянулся белёсый след от «дорожки», стояла ополовиненная бутылка вискаря, и лежал неизменный нож, с которым и на медведя пойти не страшно, но Рамазанов предпочитал чистить им под ногтями. Впрочем, сегодня он ковырял их чем-то другим, маленьким, зажатым в пальцах. Данила даже не видел, чем.
– Я с просьбой к профсоюзу, Рамза...
За дверью раздался грохот. Данила сразу его узнал – шумовые гранаты. Ну нахер... Менты, что ли?! Чёрт, как не вовремя! В подтверждение догадки в кабинет сунулся Айк:
– Облава!
– Чего-о-о? – мгновенно разъярился Рамза. – Кто посмел?! На кого рыпнулись, суки?! Разберитесь сейчас же!
Айк выскочил за дверь, Рамза зло двинул ногой столик:
– Вороньё ублюдское! Сразу налетели, думают, у Рамазанова кроме Соломатина конов не найдётся... Ты на машине?
– Да.
– Тогда всё. Приём окончен, все базары завтра. – Резко встал и, кинув на столик то, чем ковырял под ногтями, привычно подхватил свой нож. За дверью всё ещё громыхало, визжали бабы. – Отвези меня домой, так чтобы никто не засёк. Аллергия у меня на этих тупых гадов, сразу весь чешусь. – Сдвинул в сторону скрытую панель, прикрывающую персональный выход из здания. Обернулся: – Ну ты чё, примёрз?
А Данила не то, что примёрз – врос в каменный пол. На столике, среди белёсых следов наркоты и плеснувших через край стакана лужиц вискаря валялся теперь кулон. Половинка сердца на знакомой, собранной из обрывков цепочке. Рамза поймал Данилин взгляд, усмехнулся:
– У сучки одной, по которой перо плачет, погонять взял, а вернуть так и не успел, сбежала. Ну ничё, на могилку ей отвезу. – Ловко крутанул в пальцах свой бандитский нож. – Она, кстати, сладенькая оказалась, я её сначала под тебя подложить думал, а ты предпочёл блевать...
И Данилу сорвало. Налетел, норовя ухватить за волосы и приложить башкой об стену. Рамза растерялся лишь на мгновенье. Хотя и обдолбанный, а среагировал правильно: уворот, присед, бросок через бедро – и они покатились по полу. Данила не чувствовал боли в разбитом лице, не думал о том, что у Рамзы есть нож и ствол – он видел лишь его пунцовую, в испарине рожу, и знал лишь одно – живым не отпустит гада! Только не живым! Только не ментам! Голыми руками сердце выдерет, глотку зубами порвёт...
Но зубами не пришлось – под руку подвернулся нож. С противным хрустом вогнал его в пузо, и снова, и снова...
– Оружие на пол, руки за голову! – раздалось от двери.
Данила машинально вскинул руки к затылку. Тут же опомнился, разжал судорожно сцепленные пальцы. Звякнул по каменному полу нож.
– Магницкий?! – снова раздалось за его спиной. – Магницкий, блядь, опять ты?!
