и в другой стране. И я не буду таким терпеливым, как Олег Иванович. Ну как тебе мои условия? Вроде ничего не забыл?
Вот сволочь, еще и издевается. Только я не собираюсь торговаться с ним, когда дело касается моего ребенка.
— Я согласен, только ребенка я отвезу ей лично. И поговорю сам, чтоб она уезжала, как можно быстрее.
— Я даю тебе на это пару часов, не больше, как раз успеешь метнуться туда-сюда.
Мой тесть сразу куда-то уходит с телефоном в руках, приказывая подождать его в кабинете. Минуты тянутся ужасно долго, а я все это время очень переживаю за Марину. Хочется как можно скорее вернуть ей сына, чтобы она никогда больше не плакала.
Наконец двери кабинета открываются и мне приносят спящего ребенка, я внимательным взглядом пытаюсь оценить его состояние и возможные повреждения. Но малыш абсолютно спокойно сопит на руках у няни, никаких отклонений не вижу.
— С ним все в порядке, — будто мои мысли читает, — говорю же, Эмили он понравился, и она хотела оставить его себе. Там автолюлька стоит детская у выхода, не забудь взять. Твое время пошло.
Какой заботливый, мать его. Даже про автолюльку вспомнил.
Я аккуратно беру ребенка на руки и сразу выхожу из этого ужасного места, только на улице возле машины позволяю замереть ненадолго, чтобы посмотреть на своего младшего сына и крепче прижать к груди. Быстро отправляю сообщение Марине, что все в порядке и ребенок у меня, дальше аккуратно, чтобы не разбудить стараюсь переложить в люльку.
Внутри все скручивается от острой боли, потому что вижу я своего ребенка в первый и последний раз. Снова давлю в себе всю лавину эмоций, нельзя раскисать, сейчас нужно уложиться в отведенное время, а потом у меня будет целая жизнь, чтоб каяться и жалеть о несбыточном счастье.
***
Подъезжаю к дому Марины, она срывается с места, сразу бежит навстречу машине и практически бросается под колеса. Плачет. Снова плачет. Сколько же слез она уже пролила за свои двадцать три года, а сколько раз в этом виноват был я. Почти всегда.
Я останавливаю ее за плечи, такую хрупкую, такую нежную, любимую, но не мою.
— Марина, — она вырывается, ее взгляд прикован к окну, туда, где видно Матвея, — подожди, пожалуйста, послушай. Это важно. С ним все в порядке, ему не причинили никакого вреда. Но пока он спит, выслушай меня внимательно.
Марина переводит на меня свои мутные заплаканные глаза, несколько секунд пытается взять себя в руки, потом чуть заметно кивает.
— Тебе нужно срочно уехать домой, в Россию. С детьми. Можешь жить с матерью, можешь в моем доме. Я купил его, когда ты еще была беременна Даней, ключи есть у моей охраны. Выбирай сама, где тебе будет комфортнее. Я уже распорядился вы будете постоянно под охраной, на всякий случай подстраховался. Вас больше не тронут. Я все сделаю, чтоб не тронули.
— Как мне жить дальше? В постоянном страхе за детей?
— Если ты вернешься домой, все будет хорошо. Никаких угроз и страхов, никакой опасности. Ты станешь самой счастливой и с тобой рядом всегда будут твои дети. Но нужно уехать, как можно быстрее.
— А как же ты? — не смело задает вопрос.
Маленькая моя. Переживает. А я не заслужил вас, я заслужил только то, что получил на самом деле. Криминального тестя, угрожающего моей настоящей семье и наркоманку жену, которая отказывается лечиться, и к которой я буду привязан нянькой до конца дней.
— Я должен остаться здесь, — пытаюсь расплывчато объяснить ситуацию, — у меня проблемы с бизнесом.
— Может тебе помощь какая нужна?
— Я справлюсь. Ты главное береги себя и детей. И вот еще что. Со мной не будет связи, родителям я сам все объясню, но ты не пугайся, просто так надо.
— Егор, что ты такое говоришь? Как это в наше время не будет связи? Что они заставили тебя подписать? — вижу снова в ее глазах слезы.
— Не плачь, так нужно по работе, со мной ничего не случится. У меня не так много времени. Разреши мне попрощаться с детьми, пожалуйста.
— Да, конечно, может, пойдем в дом?
— В дом не успею уже.
Достаю из машину люльку, Матвей в это время просыпается и открывает глазки. Он так сильно похож на Марину, что у меня даже дыхание перехватывает. Я бы еще очень хотел дочку, маленькую копию своей любимой женщины, но эта моя мечта так и останется несбыточной.
Прижимаю к себе по очереди детей и отворачиваюсь, чтоб не показывать никому своих эмоций, потому что слезы стоят в глазах и могут пролиться в любой момент. Марина тоже плачет, чувствует наверно, что здесь все не так просто. Она берет Матвея на руки, тискает и целует его, вызывая у сына счастливые визги.
Я держу на руках Даню и наблюдаю за ними с улыбкой, потом беру ее за свободную руку и заглядываю в глаза.
— Пожалуйста, прости меня за все. Я так виноват перед тобой, что мне жизни не хватит искупить свою вину.
— Егор, — снова по ее щекам бегут слезы, — ты так говоришь, будто прощаешься со мной насовсем. Не надо так.
Я молча смотрю в любимые глаза и не знаю, что сказать. Ведь так оно и есть. Хочу хотя бы обнять ее на прощание, в последний раз надышаться ее запахом и ощутить желанное покалывание во всем теле от ее близости. Знаю, что не заслужил, но с учетом того, что мы с ней прощаемся навсегда, могу я попросить такую малость.
— Можно тебя обнять?
Марина вытирает ладошкой слезы, кивает и сама кидается мне на шею. Мы стоим так какое-то время вчетвером. Я с ней в обнимку, а между нами наши дети. И сейчас это самый счастливый момент в моей жизни, очень жаль, что нельзя нажать на стоп кадр. Целую ее с лоб, глажу по волосам и отхожу в сторону. Отдаю Даню Насте и сажусь в свою машину, если задержусь еще хоть ненадолго, слезы сдержать уже не получится.
***
Марина
Я смотрю в след уезжающей машине и понимаю, что опять остаюсь с разбитым сердцем. Столько времени наивно думала, что буду окончательно счастлива, если со мной будут мои дети, и опять ошиблась. Кажется, чтоб сложить идеальную картинку моей жизни полностью, не достает еще одного важного элемента.
Слезы продолжают литься по щекам, потому что я чувствую, что Егор уехал насовсем. Более того, он что-то подписал или пообещал, вступил в сделку с самим дьяволом, чтобы
