руку мне на спину, легонько обнял. Однако мы не общались. Лишь дежурные фразы бросали друг другу. Все эти три дня. Даже агенту ритуальных услуг мы сказали больше, выбирая гроб, одежду, венки…
А сразу после поминок мы едем в другой дом. В тот, в котором мы жили с Игорем первое время после свадьбы. В нем Демьян делал ремонт, оказывается.
На поминках Демьян почти не пил. А здесь, зайдя в дом, тут же идет к большому бару в гостиной, достает бутылку водки. Причем я ее вспоминаю, ее дарил Игорю партнёр, который ее и производит. Игорь не пил водку, Демьяна за таким занятием я тоже не припомню. Поэтому не удивляюсь, что этот напиток так долго простоял в баре.
— Будешь? — спрашивает Демьян, доставая рюмки.
— Нет, — качаю я головой, — изжога с утра.
Демьян кивает, берет одну рюмку и садится в кресло напротив. Шумно пододвигает тяжёлый стеклянный столик и ставит на него бутылку и рюмку. Наливает водку, залпом выпивает и хмурится.
— Скажи, — начинаю я тихо, — ты считаешь, мы виноваты?
— Нет, — качает он головой, а потом, похлопав ладонью по подлокотнику кресла, говорит: — Иди сюда.
Я тут же встаю, иду. Сажусь на подлокотник, а Демьян устраивает на своих коленях мои ноги и заботливо снимает с меня обувь.
— Считаю, что только я виноват, — отвечает он серьезно. — Если бы тогда я не послушал эту Снежану, то сейчас у нас был бы ребенок, возможно, не один, мы были бы женаты и жили бы в своем большом доме. Не было бы в твоей жизни отца и моего брата…
— Но не факт же, что Борька не начал бы клинья подбивать к жене брата…
— Не факт, но… он же это из вредности, положил глаз на молодую жену отца, — Демьян проводит ладонью по лицу, делает глубокий вдох. — Да, он тебя любил, хоть это было настолько сумасшедшим, что верилось с трудом. Но вот такой Боря…
Киваю и глажу Демьяна по груди.
— А скажи мне, — начинает он неуверенно, — я хотел спросить еще тогда, когда услышал запись на диктофоне… Ты говорила этой Снежане, что шанс иметь детей у тебя равен нулю.
— Да, — я опускаю глаза и на выдохе продолжаю: — Осложнения после операции. Врачи не ставят точный диагноз — бесплодие, вроде как могу иметь детей, но… это будет чудом, Демьяш.
Он хмурится, как будто ему больно, а потом интересуется:
— А отец знал?
— Я не рассказывала ему ничего. Вместо "не могу" я сказала, что "не хочу" иметь детей. И он тоже не хотел. Говорил, что возраст…
Демьян наливает еще водки. Выпивает, а потом, поглаживая мои ноги, задумчиво спрашивает:
— А ты правда не хочешь детей?
Касаясь подушечками пальцев его щеки, громко выдыхаю и говорю:
— Совсем недавно была уверена, что не хочу. Я через такое прошла. Но… дети стоят того. Я бы хотела… Причем своего. Кто знает… современная медицина позволяет сделать чудо. Я, по идее, могу выносить, забеременеть — вот проблема. Так что можно было бы попробовать эко… — Демьян не дает мне договорить, притягивает к себе и целует. Несмотря на привкус алкоголя, этот поцелуй самый сладкий для меня.
Мы вместе. И я его никуда не отпущу. Потому что люблю. Потому что эта привязь сильнее всех цепей. Ничто не смогло нашу привязь разорвать.
В комнату со звонким лаем забегает Алешка, вслед за ним на пороге появляется Костя. Он смотрит на нас, криво улыбается и уходит. А Алешка просится к нам на руки, Демьян его поднимает и сажает на мои ноги.
— А еще я все думаю про этот счет, — произносит он. — Понимаешь, найти его мог только я, и отец об этом знал. А пароль от счета могла найти только ты. Может, он знал… о нас?
— Все может быть, — киваю я, — но мы никогда уже об этом не узнаем.
Почти два месяца спустя…
Я покорно ложусь на кушетку и в ожидании зажмуриваюсь. А еще вся трясусь… и от холода какой-то липкой субстанции, которую врач выдавила мне на живот, и от страха.
Да, боюсь. И не знаю, чего больше. Что результат ХГЧ был ошибочным или же наоборот? Вспоминаю первые свои эмоции после звонка врача… Я прослезилась, впервые от счастья. Но до конца не поверила. Поэтому я здесь.
И теперь остаётся ждать.
Доктор, женщина лет сорока, водит по животу устройством, с минуту уже. А у меня паника, нервы на пределе…
— Что ж, поздравляю, — улыбаясь, наконец произносит врач, — вы беременны, — она неотрывно смотрит на экран перед собой. — Отклонений и патологий не вижу.
Теплый комок радости, появившийся в груди, тут же разливается по всему телу. Господи, спасибо!
— Судя по последствиям вашей прошлой беременности, это можно назвать чудом. Однако оно уже не первое подобное в моей практике, — врач смотрит на меня, потом на мой живот, точнее на татуировку. — А вот эту красоту придется подпортить, рожать самой я вам не рекомендую.
— Спасибо, — улыбаясь, как дурочка, говорю я, а когда мне протягивают салфетку, интересуюсь: — А какой срок?
— А я не сказала? — она удивляется. — Примерно восемь недель…
Вот эта информация бьет меня обухом по голове. Я резко приподнимаюсь на локтях и, пытаясь заглянуть в монитор, хрипло спрашиваю:
— А вы не ошиблись? В прошлом месяце у меня были… критические дни.
И это правда. Были. Вспоминаю сейчас, что да, не такие как обычно, скудные. Но я решила, что это они так из-за нервов.
Врач хмурится:
— Странно. Значит, это были не они, — она открывает мою карту, внимательно изучает. — Отклонений никаких не вижу… назначу вам еще пару анализов на всякий случай.
Вытираю живот салфеткой на автопилоте и на нем же поднимаюсь с кушетки. В голове каша, в сердце страх и ужас.
Восемь недель…
А это значит, что отцом ребёнка может быть не Демьян.
В памяти всплывают последние слова, произнесенные Борькой…
Нет! Нет! Нет!
Блядь!
Вот как так?
И что же делать? Как быть? Как о такой версии отцовства рассказать Демьяну? Я не говорила ему пока о результатах анализа, не хотела раньше времени обнадеживать и себя, и его. Хотя, я думаю, он догадался. Слишком уж довольная и счастливая я спешила сегодня к врачу.
А теперь что?
А теперь как, твою мать?
— Ребенок у вас, наверное, очень желанный, — эти слова врача возвращают меня из раздумий. И я киваю. Ведь да, желанный. А еще в эту секунду до
