головокружения. Открываю ящик, где недавно обнаружила пачку презервативов, и крепко сжав её в руке, спешу обратно. Боюсь. Жутко боюсь, что он передумает, но едва вхожу в комнату, как снова оказываюсь в крепких объятиях.
Давид целует меня, подталкивает к кровати, и уложив на неё, нависает сверху.
— Я люблю тебя, — повторяет, гладя моё лицо ладонью.
Я улыбаюсь.
— И я тебя.
Нетерпеливо тяну вверх его футболку. Давид снимает её, бросив куда-то на пол, а потом туда же отправляет джинсы, оставаясь в одних лишь трусах. Тонкую ткань оттягивает твердая эрекция.
Вернувшись на кровать, он берется за пуговку на моих джинсах, и расстегнув их, стягивает по моим ногам.
Остаюсь перед ним в одном лишь белье. Прикрыться мысли даже не возникает. Ведь это Давид.
Он маниакально исследует меня глазами. Склоняется и коротко поцеловав мои губы, опускает голову и нежно берет мой сосок в рот.
Меня электричеством прошибает. Охнув, выгибаюсь и чувствую его твердость на внутренней стороне бедра.
Я давно хотела его, но всегда отгоняла мысль о нашем сексе, потому что боялась. А теперь понимаю, что если не сделаю этого с ним, то никогда себя не прощу. Хочу, чтобы тот, кого любит моё сердце, стал моим первым мужчиной. Чтобы каждый раз, когда я вспоминала о своём первом разе — всплывал образ Давида. Моего Давида…
— Господи, — шепчу, когда он ударяет языком по второму соску и мягко сжимает его губами.
От груди вниз ползут легковоспламеняющиеся фитильки. Целуя мои ребра, Давид тоже спускается ниже. Касается губами живота, кромки трусиков. Осторожно стягивает их вниз и шумно втягивает носом воздух.
— Оль… ты уверена? — голос хриплый, надсадный.
— Да. Только ты…
Издав нечто похожее на мучительный стон, он стаскивает с меня кружево и трогает пальцами клитор. Я зажмуриваюсь и прикусываю губу. Господи, как же это невыносимо приятно. Машинально распахиваю ноги шире, открываясь ему полностью. Пусть видит, как я нуждаюсь в нём. Как хочу его. Его одного.
— Давид, — зову, сглатывая слюну, и он тут же возвращается, чтобы поцеловать меня.
Протиснуть язык в рот, при этом раздвигая мои складки пальцами. Чувствую, как они легко скользят по влаге, и прижимаются к входу.
— Будет больно, — предупреждает он.
— Ничего страшного, переживу.
Выпрямившись, Давид достаёт фольгированную упаковку, разрывает её и снимает свои трусы. В лицо ударяет краска, когда он раскатывает на своём члене презерватив, и возвращается ко мне.
Беспрерывно смотря мне в глаза, целует. Гладит клитор, легко надавливает на него, вызывая там внизу яркие сполохи удовольствия. Растирает по кругу, быстро-быстро, пока я не начинаю стонать. Перемещается и берет его в рот. Обхватывает горячими губами, вырывая из моего рта громкий стон. Хватаюсь одной рукой за стену, а второй за покрывало.
Это что-то невероятное, Боже.
Мощное по своей силе, невыносимое.
Там, где ударяет его язык концентрируется всё мое существо. Дышать получается через раз. Подаюсь вперед, навстречу его губам, стону громко, сама того от себя не ожидая. Кручу головой из стороны в сторону, пока в какой-то момент мое тело не сотрясает крупная дрожь. Чувствую, как под кожей разрываются снаряды, обжигая силой неописуемого удовольствия.
В этот момент Давид возвращается ко мне. Смотря мне в глаза, приставляет член к моему входу и начинает медленно двигаться вперед.
— Расслабься, ладно?
Киваю, стараясь справиться с распирающими ощущениями. Чувствую, как Давид останавливается.
— Сейчас, — произносит и резко дергается вперед.
Тут же вся сжимаюсь, пораженная острой болью. Утыкаюсь ему в плечо лицом, а ногтями в плечи. Он тоже застывает. Даёт мне время привыкнуть к себе.
— Сильно больно? — спрашивает приглушенно, гладя одной рукой мои волосы. — Оль?
— Нет, — возвращаю голову на подушку, — Говорила же — переживу.
Улыбаюсь, и тут же рвано тяну воздух, когда он слабо толкается вперед. Вроде легче уже. Не режет, просто дискомфортно.
— Точно? — тревога в его глазах заставляет моё сердце щемить.
— Да. Честно. Всё хорошо. Ты со мной, — веду ладонями по взмокшей спине.
Давид всё ещё сдерживая себя, осторожно движется назад, а потом снова вперед. Один толчок, второй. Раскачивается во мне неторопливо, прикипает к губам.
Целую его сама, сталкиваю наши языки, крепко оплетаю ногами напряженное тело. Хочу, чтобы был со мной самим собой. Хочу тоже остаться незабываемой.
Чтобы тоже…. Вспоминал… как я его…
— Люби меня, пожалуйста, — шепчу ему в губы, — как никого люби.
— Люблю, — отвечает он, делая рывок вперед, — как никого.
Мы сплетаемся в одно целое, делясь общим дыханием на двоих, шумными стонами. Моими, пропитанными отголосками боли и удовольствия от того, что это с ним происходит мой первый раз. И его — сдавленными, хриплыми, надсадными. Неистово целуя меня, Давид ускоряется. Его толчки становятся четче, ритмичнее, глубже. Сильные руки гладят меня, мнут кожу. Я еле дышу под давлением тяжести его тела, но схожу с ума от щемящих ощущений.
В какой-то момент Дав несколько раз содрогается, простреливая горячим воздухом моё горло, и застывает.
Биение его сердца отдаётся эхом во мне. Моё стучит точно так же. Надрывно, болезненно, отчаянно.
Прижимаюсь к нему крепко-крепко и отпустить боюсь.
— Останешься сегодня со мной?
— Останусь.
Оля
Наверное, нельзя быть такой счастливой, какой была я в этот момент. Это непростительно. Вселенная накажет, я точно знала, но отпустить его не могла. Не в эту ночь.
Мы лежали в обнимку не знаю сколько времени. Я дышала им, грелась, как от самого яркого костра. Всё, что было во мне заморожено, оттаяло.
Давид перебирал моим волосы и молчал, глядя в потолок.
— Мариам говорила, что когда ты ушел в тот вечер, твоя мама была очень зла, — прижимаюсь губами к его плечу.
— Да. Пришлось соврать, чтобы пойти за тобой.
Мари рассказывала, что буквально через десять минут после моего ухода Давид встал из-за стола, ушел говорить с кем-то по телефону, а потом подозвал к себе отца и уехал. Тигран Арманович сказал, что Демьяну нужна помощь с пьяным соседом. А когда Давид вернулся с порезом и сбитыми костяшками эта версия подтвердилась. Он сказал, что написал заявление в полиции и присутствие родителей не обязательно, ведь он уже давно совершеннолетний.
— Если бы ты не приехал тогда… — внутренне вздрагиваю, а Давид резко ложится на бок.
— Я бы приехал. Тогда за столом… это было пиздец как сложно.
Тянусь к нему и коротко целую в губы.
— Давай не будем об этом.
Дав кивает.
— Я покурю пойду на кухню, можно?
— Конечно.
Наблюдаю за тем, как он надевает трусы и джинсы, а потом уходит на
