Кроме Фишера.
Я хотела заставить его волноваться. Я хотела, чтобы он почувствовал хоть немного моей боли. Моего разочарования.
— Где ты была? — Она отпустила меня.
Я поставила свой рюкзак на стол Фишера.
— Мне просто нужно было время, чтобы все обдумать.
— Риз… — Она протянула мне стакан с водой. От ходьбы по жаре с рюкзаком у меня на лбу и по спине выступило изрядное количество пота.
— Мы можем не говорить об этом? — Я бросила на нее умоляющий взгляд.
С беспокойством на лице она погладила меня по щеке и медленно кивнула.
— Хорошо. Но, если ты захочешь поговорить, ты можешь говорить со мной абсолютно обо всем. Хорошо?
Опустившись в кресло Фишера, я кивнула.
Хейли дала мне несколько простых указаний, после чего взяла свою сумочку.
— Тебя подвезут. Мне нужно уйти пораньше. Помни, я всегда здесь.
Меня поразило, что Фишер приехал только через час.
— Спасибо, — пробормотала я, когда Фишер открыл дверь, а Хейли протиснулась мимо него, бросив на него недовольный взгляд.
— Ты уволена.
Я перевела взгляд на Фишера. Я не была удивлена, но все же… была.
— Магазин плитки, где я делаю большую часть своих заказов, хочет нанять кого-нибудь, чтобы отвечать на звонки. Я устроил тебе собеседование. Это просто формальность. Они предложат тебе работу. Я скажу Рори, что нашел тебе новую работу, потому что не хотел, чтобы ты была на стройке, где можешь пострадать. А Хейли в большинстве случаев не нуждается в твоей помощи.
Я сглотнула комок эмоций в горле.
— Это из-за вчерашнего происшествия? Или утреннего? — Мне удалось произнести это не дрожащим голосом.
— Да, — ответил он ровно, так же ровно, каким было его выражение лица.
— Роуз обещала не говорить Рори, — сказала я.
— Она солгала. Роуз обязательно расскажет Рори, если мы не покончим с этим.
У меня на языке вертелись все эти «что и если».
Что, если бы мы сначала рассказали Рори?
Что, если бы мы были более осторожны?
Что, если бы мирное существование рухнуло?
Что случилось с жизнью в данный момент? Жить лучшей жизнью? Любить того, с кем ты рядом? Это было все, что я делала. Рори бросила меня, и я влюбилась в Фишера, потому что он был единственным, с кем я была. Это действительно была вина Рори.
— Завтра Рори возьмет отгул, чтобы помочь тебе купить машину. Собеседование в магазине плитки состоится следующим утром. Ты сможешь доехать туда самостоятельно.
— Ты злишься на меня? — прошептала я.
В ответ он слегка поморщился, потом ущипнул себя за переносицу и выдохнул.
— Нет. Я злюсь на себя.
Единственное, что может быть больнее отказа — это сожаление. Фишер начал свою игру. Один жестокий удар за другим.
Глупая, эгоистичная, нечаянная слеза пробилась по моей щеке, и я быстро отвела взгляд, чтобы вытереть ее.
— Черт… — пробормотал он. — Вот чего я хотел избежать. Рори — мой друг. Роуз — мой друг. Я не хотел быть злодеем. Парнем, который разбил сердце дочери Рори.
Я встала и взяла свой рюкзак, не желая смотреть на него, пока шла мимо к двери.
— Ты такой высокомерный засранец.
Да, я это сказала. Не жалею.
— А ты — самая красивая и раздражающая женщина, которую я когда-либо встречал.
Я остановилась перед дверью, словно это была стена, появившаяся из ниоткуда. Все друзья этой мятежной слезы явились, чтобы разрушить мой тщательно выстроенный фасад, открыв ворота наводнения.
— И в другое время… в другом месте нашей жизни я бы сказала Рори и всему остальному миру, чтобы они шли на хрен. Я бы доказал, что они все ошибаются. Мы бы доказали, что скептики ошибаются. Но… я не думаю, что они ошибаются. Не сейчас.
Фыркая и не обращая внимания на неудержимые слезы, я повернулась.
— Я красивая… — Я медленно кивнула. — Красивое лицо. Длинные ноги. Пышные сиськи. И я сосала твой член. Никакого высшего образования. Нет шикарной работы. Ничего… но я красивая. Молодая. Невинная. И, может быть, в совершенстве владею наивностью. Теперь все понятно. — Я рассмеялась сквозь слезы. Безумный смех. Смех на грани здравомыслия. — Глупая, глупая я. Думала, что мы — это волшебная вещь, которую невозможно описать. Мы не имели смысла, потому что магия, судьба и случайность не должны иметь смысла. На самом деле мне нравилось, что в нас не было смысла, но моя вселенная казалась идеальной, когда в ней были только мы. Наверное, слово из семи букв для этого — иллюзия. Ты играл со мной. Тебе нравилась погоня. Игра. А что может быть лучше, чем девственница с крестиком на шее?
Фишер медленно покачал головой.
— Ты не знаешь, о чем говоришь.
— Потому что мне восемнадцать?
— Потому что ты боишься.
— Чего?
— Неудачи. Слово из пятнадцати букв. Начинается с буквы «к».
Я не понимала, о чем он. Поэтому молчала. Я только моргала своими слезящимися ресницами.
— Какоррафиофобия. Аномальный страх перед неудачей. Вот почему ты здесь, а не гонишься за мечтой. Не учишься в колледже. Не строишь никаких планов на жизнь. Твой отец умер. Твоя мама попала в тюрьму. А тебе оставили Библию, которая готовит тебя к смерти и заставляет тебя стыдиться всего, что ты делаешь в этой жизни, чтобы жить по-настоящему.
Он открыл дверь, и я ждала большего, но он не дал мне больше ничего. Мы сели в его машину и отправились домой, или я так думала. Но до дома мы не доехали. Вместо этого мы заехали к его родителям.
— Пошли. — Он выпрыгнул.
А я нет.
Фишер подошел ко мне и открыл мою дверь. Я полагала, что мое недавнее увольнение позволило ему открыть мою дверь.
— Они уехали из города. Пошли.
Я вылезла из грузовика и последовала за ним в дом. Он открыл дверь в кладовую и подсобное помещение, обшаривая стену из коробок и пластиковых контейнеров. Найдя то, что искал, он взял с полки коробку и вынес ее в гостиную.
— Садись. — Он кивнул на диван.
Я опустилась на него, наблюдая, как он, стоя на коленях на полу, открывает коробку. Я не могла видеть, что внутри. Он сделал паузу, разглядывая содержимое.
— Я же говорил, что занимался спортом. И мне нравилось строить. Но мой настоящий талант проявился в орфографических конкурсах. — Он достал стопку дощечек, сертификатов и трофеев. — Я занял первое место на национальном конкурсе. — На его лице отразилась гордость, когда он положил все к моим ногам. — Мне нравились слова. Разбирать их. Изучать их происхождение. Целый год изучал латынь. Мама говорила, что я никогда не найду женщину, которая по-настоящему оценит мою словоохотливую душу. И она так разочаровалась во мне, когда я позволил этой любви к словам умереть, когда обнаружил, что мои новые любимые слова, такие как… — он ухмыльнулся, — …ну, большинство из них были и остаются словами из четырех букв. Иногда простота лучше всего. Я тяготел к «блядь», «ублюдок» и «пошел на хер». Это помогло мне вписаться в коллектив.
Его взгляд, казалось, был устремлен в прошлое или, может быть, на то, что все еще находилось в коробке.
— Кто бы мог подумать, что в мою жизнь ворвется девушка… молодая женщина на десять лет моложе меня. Красивая? Да. Причудливая? Безусловно. Невинная? Болезненно. Но еще и христианка. — Покачав головой, заглянув в коробку и иронично скривив губы, он достал планшеты и тетради, бросив их к моим ногам вместе с наградами за участие в конкурсе орфографии.
Я нагнулась и подняла одну. Внутри он был заполнен нарисованными от руки кроссвордами.
— Крестоцветные… — прошептала я, наклоняя голову из стороны в сторону. Он сделал вид, что не знает значение слова «крестоцветные». Фишер играл со мной, но не так, как я думала.
— Восемнадцатилетняя христианка. Действительно, каковы были шансы?
— Почему ты мне не рассказал? — Я подняла на него глаза.
Он провел рукой по волосам и выдохнул.
— Не знаю. Думаю, я был в шоке. И, может быть, немного благоговения. Удушающая доза растерянности. Немного злости на время, на твой возраст. На то, что ты — дочь Рори.