с обнимашками?
— Миш, я кое-что должна тебе сказать, — тихонько стараюсь общаться, не привлекая лишнего внимания. Рядом же посетители с нами возле одной из картин.
— Не сдерживайся, Алинка. Скажи мне что-то сильно приятное, если так хочется, — тоже тихо говорит на ушко, а потом еще целует туда.
Та-ак… Моргаю, настраиваюсь.
— Передумала? — Миша берет меня за руку и чуть крепче сжимает ладошку.
— Нет, не передумала. Как это сказать приятно, решаю. Сегодня я… виделась с Глебом.
— Чего?! — ой, на весь зал зарычал.
— Очень неприятно для него наша встреча прошла, — быстренько добавляю. — Глебу вообще не понравилось. Так хорошо? Не будешь звереть?
— Я никогда не зверею! Самый уравновешенный и спокойный парень.
Ага-ага, такой уравновешенный, что сердито пыхтит, уже сжал кулаки и глаза от ярости выпучил.
— Мне надо было ему сообщить, что больше не сможем видеться. Вот и все. Встретились и попрощались. Не начинай, а? Ты мой парень, и я не хотела скрывать.
— Надеюсь, попрощались, — чуть менее сердито бурчит Мишка. — Для Глеба так было бы безопаснее точно. Пусть только попробует еще к тебе подойти. Бедные его будут жабры. Ты моя девочка, только моя.
Ну-у… примерно так, я и представляла наш разговор. Знала, что Мишка поворчит, погрозится и скажет в конце, что я только Его. Никто же и не спорит с ревнивым Медведищем. Конечно, я его только девушка, а он… только МОЙ.
Мы уже посмотрели все работы в большом зале. Переходим в меньшее помещение. Сюда мало заглядывают и есть арка с коллонами. Как-то незаметно оказываемся и там. Стоп. Да это же Мишка меня затянул!
— Звездочка, наконец-то вдвоем, — к моим губам тянется, и прижимает покрепче к себе.
— Мы не вдвоем, сейчас сюда могут заглянуть посетители, — пытаюсь опомниться, пока еще мысли не стали похожи на мыльные пузыри, романтично парящие над головами.
— Тоже пусть целуются. Мы им разрешим.
Миша лишает мои разумные мысли возможности думать. Пузыри-пузыри, снова это безумство с приятным ощущением невесомости. Наш поцелуй становится горячим и страстным. И не хватает сил опомниться, все тело горит, когда Миша так жадно целует, гладит мои плечи, спину, блузку поднимает…
Упс!
— Мишка, ты забыл, где мы? — я первая опомнилась, когда он полез к лифчику.
— Черт, это руки! Что же вы делаете, паразиты? — встряхивает ладонями. — Алинка, я не при чем. Это они обнаглели. Ишь, куда размечтались пробраться, — и вижу, как вздыхает тяжело.
Почему-то в этот момент вспоминается записка…
Мишка на все почти умеет отшучиваться. Интересно, так сделает и сейчас?
— Миша, ты встречаешься со мной не просто так?
Практически слово в слово повторяю записку. Жду, что ответит, затаив дыхание.
Миша медленно моргает, явно удивленный вопросом. Озадаченно чешет затылок, и произносит потом:
— Конечно, не так просто. Мне тебя нагадали бабки на крупе из-под овцы. Так и сказали, будут звать Алиной, как увидишь ее — потеряешь покой, и не быть тебе больше свободным Медведем. Все сбылось!
— Миша, а серьезно нельзя?
— Можно.
Он наклоняет ко мне ближе лицо и так пронзительно заглядывает в глаза, что от неведомого напряжения сердце чаще стучать начинает. Я вижу по Медведю, когда он забавляется на иронической волне, и успеваю заметить, когда, как сейчас, становится резко серьезным.
— Для меня все непросто, Алинка. С тобой точно нет. Знаешь ли, я умудрился влюбиться в дочку строгого тренера. Представляешь, как мне тяжело?
— Влюби-иться? — ошеломленно выдыхаю, позабыв обо всех записках на свете.
— Да, моя Звездочка, — с легким кивком подтверждает, а я тону-тону в его завораживающем искрящемся взгляде. — Я люблю тебя! Люблю, моя радость! Получается, что и зверею из-за этого. Сначала не понял, от чего мою крышу снесло. Но потом уж дошло. Теперь ясно, что я не просто дурак, а с пометкой «влюбленный».
За спиной Миши какие-то люди мелькнули, проходя в малый зал. Он не видит и к моим губам приближается. А я так растрогалась после признания, что сама чуть на него не набросилась.
Целуемся и плевать уже, что подумают.
Кружится голова не только от жаркого поцелуя. Миша мне признался в любви!
Ждала ли я? О боже, я об этом мечтала!
Еще никто из парней настолько откровенно не признавался мне в чувствах. О-о-о… как же романтично получилось.
Мы возвращаемся в главный зал, с целью затеряться за фуршетным столом. У меня горят щеки, немножко щипают глаза и такая растянулась счастливая улыбка, что сестра, заметив издалека, весело качает головой. Будто говорит мне — ну вы даете, влюбленные. И смеется, конечно, при этом.
Домой возвращаюсь не ногами, а крыльями. Лечу, перепрыгивая порог. Этот вечер получился спонтанно, а таким стал незабываемым. Медведь меня любит! И я не сомневаюсь. Я же видела, как он проникновенно говорил, и как смотрел, и как…
— Алина, ты поздновато.
Ой-й! Взвизгиваю от испуга.
Тут же включается свет в коридоре.
Папа подходит ближе ко мне. Выглядит таким, как будто ждал. Чего-то насупился, можно подумать, мне снова тринадцать. Тем более, я не так уж и поздно пришла.
Миша до дома не довозил. Осторожно провожал. Мы очень внимательно проверяли, чтобы никто не следил. И почему тогда папа решил возмущаться? Настроение испортили инвесторы футбольного клуба, или что?
— Пап, ну зачем торопиться? Завтра выходной. А мне захотелось подольше провести время на выставке. Там же такая красота, — пока скидываю обувь, рассказываю.
— И что же там такого интересного?
— Картины со смыслом, вот глянешь, и в душу западают, — особенно вспомнился Мишка, так я и смотрю на него. — Подруга нашей Карины, действительно, талантливая. Еще и вкусным фуршетом кормили. Поняла, что люблю теперь выставки.
— И я рад, что ты у меня такая умница, — усмехается папа. — В картинах разбираешься, отцу с легкостью врешь. Ну какое же сокровище вырастили!
Э-э… открываю рот и захлопываю.
В смысле, вру?
О что-то знает?
Хм-м… Похоже, да. Не зря ведь дожидался
