— Надо говорить — Господи, или Боже.
Василий сердито покосился на любимую подругу жены. Накануне расстались, называется! Она полулежала на столе в перевязочной, на подбородке запеклась кровь. Волосы дыбом. Джинсы разрезали и сняли. Левую ногу уже закатали в гипс.
— Сейчас в операционную поедем.
— Тебе виднее.
— Из-за чего все завертелось?
— Голливудский боевик. Кто-то точно знал, что Виктор Иванович с утра собирался ехать за новой машиной… За джипом. Все из-за денег. В нашем нищем городе сто зеленых — называют приличной суммой. А уж тридцать тысяч… Семенова оглушили в дверях, связали… Они не убили его сразу, потому что, вдруг жена не знает, куда он доллары положил. А тут я, вернее мы, некстати.
— Ты опаснее нинзи, Родионова.
— Это все Шайтан.
Она зажмурилась, но слезы сдержать не смогла.
— Мой сладкий мальчик.
Василий присел рядом, обнял.
— Что же теперь? Семеновым очень повезло, что ты забрела в гости.
— Мы.
— Ну, вы. Жаль пса, никто не спорит. Очень жаль. Басмач сильно переживает. В коридоре сидит, ждет. Алена звонила. Семенов твой тоже. У жены шок. Она ведь сразу в обморок грохнулась, ничего не помнит. Не знаешь, почему твой шеф открыл дверь?
— С ними был друг их дочери. Так, я слышала, шеф объяснил офицеру.
— Оп па.
— Он в квартиру не вошел. Может, его заставили? Не знаю.
— Ну, теперь ему пулю в лоб, или в бега. Твой босс человек серьезный.
— Правда?
Василий потрепал ее по плечу.
— Сейчас заведующий подъедет. Его ждем. Я тебя абы кому не всучу. Зараза ты, Родионова. Зачем Алена с тобой связалась?! Чего опять плачешь?
— Шайтан. Не могу поверить. Он только-только поправился, откормился, успокоился. Он так меня любил…
— Это хорошая смерть для настоящего бойца. Он спас хозяйку.
— Пусть его похоронят. Пусть его похоронят. Я не вынесу, если просто… выбросят, как мусор! Позвони Семенову, попроси.
— Не волнуйся. Сделаем.
— Дурь какая-то.
— Согласен. Но когда у тебя было, как у людей? А, Родионова? Кстати, там ведь еще песик был?
— Гаррик. Французский бульдог, но испугался, наверно, я его не видела даже.
— Может и испугался, сначала. А когда на его хозяйку ножом замахнулись, бросился.
Василий ухмыльнулся.
— И вцепился парню, догадайся куда. Тот его ножом. А песик зубы не разжал. Герой. Так что не ты одна по собаке убиваешься. Ждем этого типа теперь. Крови на полу чуть не ведро. Рана воспалится. Куда ему деваться? Объявится.
— А почему ты думаешь, что Гарри его за пах схватил? Если он убежал?
— Бабульки у подъезда ментам обрисовали, что выкатился завывающий субъект, обеими руками за ширинку держится, кровища так и хлещет.
— А второй?
— Которого вы с Шайтаном разделали?
— Да.
— В морге.
— Что?
Покалеченная девушка, не обращая внимания на острую боль, дернувшись, села. Взялась руками за виски.
— Я убила человека?
— Твой пес. Он ему горло вскрыл, как волк барашку. Била ты уже полутруп.
— О, господи. Откуда ты все знаешь? Василий?
— От ребят. Думаешь у ментов, что ни дежурство такие триллеры? Они же тебя привезли, не помнишь? Не стали «скорую» дожидаться. Виктор Иванович твой, как его развязали — пошел командовать. Чистый Жуков. Ну, пока писали бумажки — рассказали что по чем. Ты у них теперь будешь легендарная личность, Родионова. Точно говорю.
В перевязочную шагнул высокий красивый врач.
— А вот и Алексей Анатольевич.
* * *
В окно палаты заглядывало солнце. Соседки смотрели сериал по маленькому телевизору, который считался цветным, но большую часть спектра упрямо игнорировал. Скорее его можно было назвать черно-бело-серо-зеленым. Тем не менее, включали телевизор в половине восьмого, а выключали в десять, и позднее. Арина мучилась — хоть уши затыкай, но терпела. Прикованные к кроватям женщины не мыслили себе иного занятия, а кто такая Родионова, чтобы учить их жить? Левая нога заживала легко и весело. Правая… Прооперировали еще раз. Сказали, что будут надеяться. Василий появлялся несколько раз в день. А что ему? Спустился с третьего на второй, поправил простыни, похлопал по плечу, потрогал пальцы правой ноги, поинтересовался температурой и настроением. Да и был таков.
— Калека.
Беззвучно шептала Родионова.
— Уродина.
Вот и свершилось. Господи, почему??? Арина, как могла, перевернулась на другой бок, не вполне, а так — частично. Вытяжка мешала, спицу пропустили сквозь пятку, к ней цепь, к цепи — груз. Готово. Лежи, дорогуша, думай о вечном. Раз в неделю заходил Семенов. Арина вспомнила первый визит.
— Здравствуй, лапочка.
Он присел на табуретку, вздохнул.
— Как тебя угораздило, спасительница.
— …
— Не морщись, если бы не ты, со своим чудовищем, порешили бы всех троих. Это, как пить дать. Недоноски отмороженные. Людмила Георгиевна привет передает. Вот фруктов немного. Лекарства Димочка подвозит по списку, не волнуйся.
Он неловко пошутил.
— Влетишь нам в немалую копеечку, детка.
Арина скривилась.
— Не переживай, врачи замечательные, скоро будешь танцевать.
Она закусила губу, после натянутой до звона паузы ответила.
— Обязательно.
— Я тут жену к психологу водил. Кошмары у нее. Кричит. Серьезный такой врач, нам обоим понравился. Выглядит очень молодо, оказалось сорок два.
Все в Арининой душе натянулось. Сорок два? Федору тоже было бы сорок два? Или нет? Дурацкое совпадение какое.
— Удивлялся твоему поведению.
— Врач?
— А кто же? Преданность, отличная реакция, ясный ум.
— Это все обо мне?
— Не мурзись. Я, действительно, потрясен. В какой шпионской школе практику проходила?
— Проходила бы практику, умела бы прыгать!
Огрызнулась Родионова.
— Починят тебе ножку, вот увидишь. Да и работа у тебя, сама знаешь. Не под куполом цирка мотаться!
— Ага, скажите еще, что я не балерина.
Виктор Иванович сурово нахмурился.
— И скажу! Это не трагедия. Главное, ты жива.
Арина поморгала, чтобы прогнать подступающие слезы и не ответила. А что отвечать? И так ясно. Все правда. Жива, голубушка. Баба Яга Колченогая нога. Какие тут утешения? Димочку, неосмотрительно показавшегося ей на глаза, она встретила таким холодом, что он зарекся появляться в палате. С Аленой перемолвилась парой слов и отвернула лицо к стене. Ни в чем не повинный Басмач не удостаивался и такой милости. Маразм крепчал. Богатырев был один раз, помолчали вдвоем, помолчали…
Вот, кажется, и все. Дни тянулись, как липкая резина.