– Си Си, я хочу, чтобы ты разрешил мне пригласить специалиста. Этот живот доконает тебя, ты согласен?
Когда резкая боль прошла, Си Си ухмыльнулся и обратил все в шутку:
– Девушки, гитары и гастрит. Все это – составляющие профессии артиста.
Эш улетел в Новый Орлеан.
Менеджер Си Си по гастролям, Гай Стимс, зашел к нему в уборную и увидел, что тот еще не одет. До начала выступления остались считанные минуты.
– Вождь, быстрее шевели ногами, – сказал Стимс.
– Я заболел, – ответил Си Си, – и не могу выступать.
Стимс позвал доктора Гамильтона.
Тот тихо вошел со своим портфелем. Вынул шприц для подкожных инъекций.
– Здесь немного лекарства, от которого ты почувствуешь себя лучше, Вождь, – сказал он.
– Конечно, доктор «Допинг».
Гамильтон, проигнорировав сарказм, поднес шприц к правой руке Си Си.
– Это поможет.
– Конечно, – усмехнулся Си Си, – убей старого пройдоху и пришли ему счет за это.
Бадди стоял за дверью и слышал эти слова. Он вбежал в комнату как раз в то мгновение, когда доктор Гамильтон выбрасывал использованный шприц.
– Что за дерьмо ты вколол ему? – Бадди драчливо выставил вперед подбородок.
– Ничего страшного, Бад, – ответил улыбающийся Гай Стимс. – Это просто болтовня человека, злоупотребляющего лекарствами. Помоги ему одеться, нам надо начинать концерт.
Лучший друг таял у него на глазах. Бадди Хестер переживал, но не знал, как можно остановить этот процесс. Си Си всегда был худощав, теперь стал худым. Скулы и кости таза выдавались все резче. В темных глазах застыла непроходящая печаль, а обворожительная улыбка стала редкостью.
С годами Си Си все больше становился заложником своих фанатов. Он грустно сказал Бадди, что купил ложу на новом стадионе Ирвина для родео, но никогда не сможет посмотреть соревнования. У него было много шикарных автомобилей, а он не мог выехать даже на прогулку. Несколько раз выступал в Вегасе, но никогда не держал в руках карт и не бросал кости.
– Я безумно хочу, – угрюмо сказал Си Си, – полежать на берегу Черепашьего Ручья, когда цветут азалии, и послушать полуденные воскресные концерты.
Он хотел отправиться на техасскую ярмарку, покататься на аттракционе «Русские горки», выиграть плюшевого мишку и поесть сахарной ваты. Он хотел бы поприсутствовать на одном из чаепитий или концертов в школе для избранных, где училась его дочь.
– «Вилли и Уэйленд» прошлым летом пригласили меня на пикник по случаю Дня независимости в Остин, – сказал Си Си. – Боже, я отдал бы что угодно, лишь бы попасть туда! Ты понимаешь, Бад, я даже не могу погулять по улице, разве что в пределах стен «Мюзикленда». Господи Иисусе, разве может человек так жить?
– Я не знаю, – честно сказал Бадди. – Я просто не знаю. – И подумал про себя: если Си Си не счастлив, то что уж говорить об остальных членах его команды.
Иногда в течение нескольких часов и даже дней речь Си Си становилась невнятной, дыхание затрудненным, он метался, как дикое животное, попавшее в клетку. Таково было влияние избыточного количества наркотиков, которые давал ему любезный доктор Гамильтон. Эш и Бадди решили выгнать его, но это не привело ни к чему хорошему. Си Си потребовал вернуть его назад вместе с неиссякаемыми запасами таблеток.
– Вождь в плохом состоянии, – сообщил Бенни Гамильтон рыжеволосой женщине, сидевшей в тускло освещенном коктейль-баре, расположенном недалеко от взлетно-посадочной полосы аэродрома Лас-Вегаса.
Она улыбнулась:
– Насколько ему плохо?
– Бедняга действительно попался на крючок, Валентина. Он больше не может обходиться без лошадиной дозы дексамила, чтобы проснуться. Потом он не может заснуть без огромной дозы валиума.
– Как насчет женщин?
– Господи Иисусе, когда Си Си не может заснуть, он занимается с ними любовью до самого рассвета. Когда мне не спится ночью, я прячусь в его ванной комнате и наблюдаю. Это самое дьявольское зрелище из всего, что я только видел за свою жизнь. – Бенни знал, что женщине понравится именно эта часть их беседы. Она никогда не уставала слушать подробности неугомонной интимной жизни Вождя.
Прерывисто дыша, Валентина подняла бокал джина с тоником и жадно отпила из него.
– Расскажи мне об этом, Бен. Что они делают?
Она слушала рассказ Бена, вся извиваясь и облизывая губы.
– А нельзя ли как-нибудь провести меня туда, чтобы я тоже могла понаблюдать?
– Это невозможно. Я сам жду, когда Бадди уйдет, иначе он вышибет из меня мозги.
– Проклятие! – проскулила Валентина. – Я так бы хотела это увидеть!
– Черт возьми, я верю в это! Вам, наверное, хочется забраться к нему в постель?
Сама мысль об этом была такой возбуждающей, что у Валентины закружилась голова. Но вслух она сказала совсем другое:
– Не говори глупостей! Сколько еще осталось до того, как таблетки, алкоголь и девки сделают свое дело и он не сможет больше выступать?
Бен Гамильтон залпом допил бокал.
– Его дни, безусловно, сочтены.
– Техас, наш Техас, все приветствуют штат Одинокой Звезды… – бренчала Лаура на гитаре и пела гимн штата. Она стояла перед большим, во весь рост, зеркалом в своей спальне на ранчо Сиело-Виста. На ней были обтягивающие джинсы, темно-синяя ковбойская рубашка с короткими рукавами, на шее красный платок, на ногах сшитые на заказ ковбойские сапоги. – Техас, наш Техас, славный, великий…
Стук в дверь прервал ее пение.
– Да?
Каролина просунула голову в комнату дочери. Она улыбнулась высокой девушке с копной густых, цвета воронова крыла волос.
– Ты поешь прямо как он, дорогая.
Лаура улыбнулась:
– Неужели, мама? Правда?
Каролина кивнула и вошла в комнату.
– Лаура, у меня для тебя две новости: одна хорошая, другая плохая. Какую ты хочешь услышать первой? – Она присела на кровать.
– Начни с плохой.
– Ладно. Донни считает, что тебе не следует петь в Уэсфорде на родео в следующем месяце, и он…
Черные глаза Лауры вспыхнули гневом.
– Но, мама, я так надеялась выступить! Это было бы мое первое выступление за пределами школьных стен. Я разучивала эту песню несколько недель, и я…
– Мне очень жаль, но Донни так считает, так же считает и твой отец. Ты была бы слишком незащищенной в центре арены. Мы поговорили об этом с твоими телохранителями, они тоже с нами согласились.
Разочарованная Лаура тяжело опустилась на пол.
– Черт возьми! Черт возьми! Черт возьми! – пронзительно и громко закричала она.
– Я знала, что ты расстроишься, но…
– Расстроюсь? Да вы разбили мне сердце! И я хочу сказать тебе вот что: как только достигну совершеннолетия, я стану певицей, независимо от того, понравится это тебе, Донни, папе и моим чертовым телохранителям или нет. Оо-ох! – Лаура опустила руки поверх гитары и спрятала в них лицо.
