Я ловлю себя на мысли, что завидую этим болтушкам, как будто уже попробовала все удовольствия жизни, пресытилась ими и готова отдать последний зуб, лишь бы заново ощутить вкус первого свидания или удовольствие разделить с лучшей подругой каждый его казус.
Хорошо, что эти мысли не успевают окрепнуть, потому что в дверях появляется знакомая мужская фигура. Если бы у меня был выбор, я бы никогда добровольно не стала бы даже разговаривать с этим человеком, не то, что встречаться наедине.
Но у меня нет другого выхода.
Малахов присаживается за стол. Ни слова приветствия, он всегда ведет себя так, словно я существую только если рядом есть кто-то третий. Наедине всегда подчеркнуто игнорирует. Интересно, если я оболью себя каким-то дерьмом — он тоже будет делать вид, что я просто тень на стене?
— Ну? — единственный звук, который издает этот человек после того, как получает свою чашку кофе. — Морозов в курсе, что мы тут тет-а-тет?
— А ты как думаешь?
— Слушай, птичка. — Он кривит рот в подобие улыбки. Обычно просто скалится, словно собака, из-под носа которой пытаются увести сахарную кость. — Мне твои сраные игры на хрен не нужны. Я и так между двух огней и лишний раз подставляться не собираюсь. Ваши с Морозовым игры меня не касаются. Я знаю только то, что должен знать. Больше и не хочу — целее буду.
— Трусишь? — Я тоже усмехаюсь, внимательно изучая его лицо, положение рук и даже размер зрачков.
Полгода курса психологии не прошли даром.
Морозов решил, что это не будет лишним, когда я попаду в осиное гнездо семьи Ростовых.
А я решила, что будет нелишним попрактиковаться.
Малахов — мелкая фигура, но опасный зверь. Если его загнать в угол — он будет кусаться. С другой стороны — он тщеславен и хочет большую роль. И боится, что может остаться в дураках, когда Морозов провернет свою аферу и больше не будет нуждаться в услугах своего «шпиона».
— Ты не охренела ли, девочка? — подается вперед Малахов.
— Нет, я абсолютно адекватна.
Хоть и сижу на Абрамовских «успокоительных» уже который месяц.
Что поделать, если без них я разучилась нормально спать?
Малахов смотрит на меня, словно на ребенка, который вдруг заговорил голосом демона. С одной стороны, он понимает, что перед ним все та же девчонка, которую он до смерти напугал в нашу первую встречу и над которой ухмылялся, когда Морозов решил увидеть «демонстрацию» моих знаний. А с другой — эта засранка, сама пешка в чужой игре, вдруг предлагает ему новые правила.
Я не тороплю, даю ему время как следует подумать, прикинуть и просто прийти в себя после моей метаморфозы. А заодно наслаждаюсь произведенным эффектом. Малахов — это же, по сути, вся их маленькая серая армия в миниатюре. Морозов, Абрамов, еще пара фамилий, которые ни о чем мне не говорят, и даже та тетка, которая учила меня искусству обращения с МПЧ — они все думают, что я просто винтик, одна из деталей, и во мне нет мозгов от слова совсем. Никто не думает, что даже у винтика могут быть чувства и даже он способен на поступки, если его перестать считать за человека.
А я, чтобы там ни думали эти заговорщики, не просто винтик.
Я — деталь, без которой их чертов план не сдвинется с места. Да, конечно, я ничего не решаю, ничего не знаю и мало что понимаю кроме тех вещей, которые мне озвучили для того, чтобы я не задавала лишних вопросов. Но именно в это слабое место я и собираюсь ударить. Вряд ли тигр, нападая на кролика, ждет от него сопротивления. Осознание глупой беспечности придет к нему за секунду до того, как он сдохнет в луже собственной крови с перерезанным горлом, пока кролик будет прятать в потайной карман маленький стилет.
— Ты вообще о чем, птичка? — Малахов снова напускает насмешливый вид, как будто не он только что таращился на меня с видом человека, увидевшего воскрешение из мертвых.
Зачем все портить?
Вздыхаю, выразительно закатывая глаза. Это лишнее, но могу я, в конце концов, поупражняться в актерском мастерстве, которому меня учили целых полгода?
— Ты нарочно прикидываешь дурачком? — Я подаюсь вперед, приподнимаю бровь с немым вопросом. — Ну, чтобы никто не подумал, что ты слишком много понимаешь и тебя пора отправлять кормить рыб.
— Я не понимаю, о чем ты, — скалится Малахов.
— Это плохо. Очень плохо. Потому что я была уверена, что в твоей голове больше мозгов, а яйца — ну как минимум не из шариков для пинг-понга.
Он злится. Пытается держать невозмутимый вид, чтобы не признаваться даже самому себе, как он ошибался на мой счет, и что эта ошибка может ему стоить «Целого нового плана», в котором он тоже не будет главной скрипкой.
Господи, какой циничной тварью я стала всего за полгода прилежного обучения? Даже Виктор Франкенштейн не мог бы больше гордиться своим монстром из плоти, чем Морозов — мной.
Спасибо чудесным таблеткам Абрамова — они давно укладывают меня спать без прелюдии из мук совести, а мои собственные принципы давно впали в летаргию. Кроме некоторых, без которых я просто не выживу.
— Морозов чем-то сильно тебе насолил? — спрашивает Малахов, попивая остывший кофе.
Решил зайти издалека? Он бы еще от динозавров начал или сотворения мира.
— Слушай, давай я тебе просто скажу, хорошо? — Место, в котором мы сидим, Морозов или кто-то из его «боевых товарищей» вряд ли решит посетить, но лучше не рисковать и не светиться в компании Малахова так, будто мы с ним любовники. Рисковать, когда еще ничего не произошло, вообще глупо. — А ты подумаешь над моими словами, проведешь с ними ночь и в следующую нашу встречу мы заключим мирное соглашение и теневой договор.
— Какая глупая самоуверенность, — прищелкивает языком Малахов.
— Простой расчет, — в ответ пожимаю плечами я.
Он слишком тщеславен, слишком «такой же винтик, как и я», чтобы отказаться от роли второго плана. Да, конечно, ему снова не солировать на главной сцене, но в моем плане он будет фигурой, а не грязным шпионом. На этом держится моя ставка. Мало, конечно, но за последнее время я прочитала очень много книг, в которых фараонов и императоров свергали служанки и пехотинцы, чтобы не попытаться воскресить древнюю традицию.
— Когда Морозов получит свое, думаешь, он будет рисковать и оставлять двух таких важных свидетелей его большой игры? — Я выдерживаю небольшую паузу, чтобы Малахов кивнул, соглашаясь с тем, что подобные мысли приходили и в его голову. — Нас с тобой сольют, как только в наших услугах отпадет необходимость. Потому что мы — просто маленькие серые исполнители, марионетки и, как он думает, сами по себе ничего не стоим. Другие его напарники слишком солидные люди, чтобы вот так спускать их в унитаз и не бояться последствий. Поэтому, Константин, он пожертвует нами. Спорим, он уже придумал время и место, где меня «случайно» собьет машина, а у тебя «вдруг» откажут тормоза? Ну или что-то в таком духе.
— Собираешься ускорить этот процесс? — усмехается Малахов.
— Собираюсь исключить его из игры.
— Каким образом?
— Сделав так, чтобы «папочка» не успел стать «папочкой», потому что один очень хороший и сердобольный человек по фамилии Малахов из глубокого сострадания к несчастной судьбе бедной девушки расскажет, как ненормальный муж собирается подставить ее с имуществом на много миллионов долларов. Все просто, — развожу руками. — Нам с тобой всего-то нужно прийти к финишу первыми.
Глава пятьдесят четвертая:
Катя
Я ненавижу себя.
Презираю до такой степени, что даже когда вижу в темных глазах Кирилла свое отражение, хочу плеснуть что-то ему в лицо, лишь бы он закрыл глаза и больше никогда на меня не смотрел.
Потеря памяти. Тайны прошлого, которые переворачивают настоящее героини. Такой избитый и затертый сюжет, множество раз один к одному скопированный в дешевых отечественных мелодрамах.
Никогда его не любила, потому что никогда не верила, что память может быть настолько коварной.
