— Это на случай, если тебе на самом деле придёт в голову сунуться к моему ребёнку. Тогда твою семью привезут сюда. Может, не всю, — процедила Вера сквозь зубы. — Ты понял, урод? — рявкнула она.
Он посмотрел на неё так, словно недооценил, но всё же кивнул.
В самообладании ему трудно отказать.
Но в принципе пора было со всем этим заканчивать. И он, похоже, считал так же.
— Ну что ж, теперь, когда мы остались в равной степени разочарованности друг другом, всё же предлагаю продолжить. Пока я не начал терять терпение. Хотя нет, я уже начал.
Он преодолел два шага, что отделяли его от Ваан, и схватил её за волосы.
— Подписывай, сука! — скомандовал он Вере. — Или я сломаю ей шею, и это ты будешь виновата в её смерти. А такие девочки как ты, ведь не любят быть виноватыми, правда? Они всегда поступают правильно, — тянул он, заставляя Ваан кряхтеть и корчится. — Они же хорошие девочки.
Он кивнул адвокату.
— Мадам, — протянул Вере ручку невозмутимый барристер.
— Да, да, сука, — глумился Измаил. — Тебе лучше подписать. И подписать сейчас, пока твой ненаглядный Марк ещё жив…
Она обогнула стол и посмотрела на Измайлова с ненавистью.
Поставила росчерк. И пока подслеповатый, но дотошный адвокат лез в бумаги сверять её подпись, засунула руку под стол и почувствовала холод металла в прикреплённой снизу к столешнице кобуре.
А потом услышала смех. Дикий. Громкий. Гадкий.
Измаил оттолкнул Ваан.
— Хотя нет. О чём я? Твой ненаглядный Марк погребён под останками рухнувшего здания. Того самого, — показал он рукой в сторону телевизора, продолжая истерично ржать. — Всё, нет больше Реверта. Этого ёбаного мстителя. Всё! Надо было, конечно, просто бесславно пристрелить его как собаку, — скривился он презрительно. — Но я решил дать ему шанс. Шанс насладится своей беспомощностью. Прочувствовать до самой задницы весь ужас того, что он ничего больше не может сделать. А потом сдохнуть не в схватке, как гордый волк-одиночка, которым он себя возомнил, а на цепи, как шелудивый пёс. Всё, его нет, девочка. Его — нет!
Наверно, это должно было её опрокинуть. Оглушить. Парализовать.
Но этого не произошло. Тяжёлый металл удобно лёг в руку.
Вера хладнокровно подняла пистолет.
Измайлов осёкся на полуслове. Улыбка сползла с его лица. Он инстинктивно схватился за пояс.
— Это ищешь? — наставила на него ствол Ваан.
— Сорри, сэр, — хотел сказать барристер, что это не подпись, это… но увидев, что происходит, шарахнулся в сторону и задрал с перепугу руки выше головы.
— Да бросьте, девчонки, — Измайлов тоже поднял руки, но так, слегка, лишь показав ладони, всем своим видом демонстрируя, что это просто смешно. — Вы же не сделаете этого. Вы и стрелять-то не умеете. Ну всё, пошутили и хватит, отдай это мне, — протянул он руку.
Вера выстрелила в сторону: ещё как умеет! Пуля отколола штукатурку. Измайлов шарахнулся к стеклу, смертельно побледнев. Из коридора донеслись топот, шум, команды. Но Вера слышала только мягкий уговаривающий голос Измаила:
— Ты же не оставишь мою пятилетнюю дочь без отца, правда, Верочка?
— Мне тоже было пять лет, когда ты убил моего отца, урод, но тебя же это не остановило. Сдохни, сука! — ответила она и… нажала на курок.
Но до того, как пуля вылетела из ствола, Ваан кинула Измайлову его пистолет.
Он инстинктивно его поймал.
А потом ему в грудь ударила не одна, а целый град пуль.
Вера не знала где это слышала, что у спецподразделений есть приказ стрелять на поражение, если в руках человека оружие, но она видела это своими глазами: как пошло трещинами стекло и изрешечённое пулями тело вывалилось вместе с ним наружу.
— Всё хорошо, — обняла её Ваан. — Всё хорошо, — мягко забрала пистолет, что Вера так и сжимала в руке.
— Это правда? — покачала головой Вера, оглушённая не тем, что происходило. Оглушённая словами, чей смысл до неё только что дошёл. — Марк. Он был в том взорванном здании?
— Я не знаю, — ответила Ваан. — И боюсь, пока не разберут завалы, — посмотрел она на экран телевизора, — мы не узнаем наверняка.
Марк.
Ноги не держали. Вера села прямо на пол.
Марк!
Глава 39. Марк
Он закашлялся, отплёвываясь от пыли.
Попытался пошевелиться и не смог.
Ноги придавило. На руке тоже лежало что-то тяжёлое и… тёплое.
— Стелла, — прохрипел Марк. Снова закашлялся, прочищая горло. — Стелла!
Она слабо вздрогнула, шевельнулась. Замычала.
Марк выдохнул.
— Хорошая новость: мы живы. Плохая: нас придавило. И судя по тому, что ни черта не видно: над нами разрушенное здание. Ты как?
— У меня твой кроссовок, — прохрипела она, а потом застонала. — Кажется, у меня сломана нога. А, может, не только нога. Как ты?
— Ну одна рука у меня точно есть. А вторую мне придавила ты.
— Я где-то слышала: у мужиков, что часто оставляют спать на плече подружек, со временем отсыхает рука.
— Очень своевременная информация, — улыбнулся он.
Марк упёрся в железный лист над собой одной рукой. Тот самый лист, что он увидел перед самым взрывом. И под который они юркнули. Он понятия не имел, что это за ржавое железо, но упёрся в него изо всех сил.
Безрезультатно.
— Ты можешь сдвинуться?
— Нет, — ответила Стелла. — Но я могу попробовать приподняться, а ты вытащить руку подо мной.
— На счёт три, — скомандовал Марк. — Два. Три!.. А-А-А! Твою мать! — взвыл он.
В глазах потемнело от боли. Рот наполнился слюной, словно его сейчас вырвет.
Этого ещё не хватало!
— Что? — выдохнула Стелла.
— У меня вывихнуто плечо, — сплюнул в сторону смешанную с грязью слюну Марк.
— А хорошие новости есть?
— Да. Мы не задохнёмся. Чувствуешь, откуда-то тянет. Холодом. Слева.
— М-м-м… — понимающе промычала она. — Значит, мы замёрзнем?
— Ну, искать нас здесь вряд ли будут. Даже пыль осядет через день, не раньше. Поэтому для начала мне надо вправить руку. Хорошо, что ты как раз с нужной стороны.
— О, да, — хмыкнула она и закашлялась. — Это плохо, что я не чувствую ноги?
— Хорошо, — соврал Марк. — Зато не больно.
— И то верно. Ну говори, что делать.
— На счёт три ты со всей силы тянешь мою руку вниз, а я тяну плечо вверх. Готова.
— Нет! Стой!
— Три!... А-А-А!
— Блядь, ты не мог бы так не орать? — ворвался в почти угасшее от боли сознание её голос.
— Нет, — выдохнул Марк.
— А ты постарайся. Плечо же на место не встало? Я правильно поняла?
— Да, твою мать, — часто дышал Марк.
По лбу и вискам тёк пот вместе с грязью, кожу щипало. Но это были мелочи, по сравнению с тем, что надо было ещё раз вытерпеть.
— Готов? — спросила Стелла, ухватившись за локоть.
— Нет!
— Три! — скомандовала она.
Сквозь оглушающую боль Марк услышал щелчок. И сразу всё словно стихло.
Надеюсь, я не обоссался от счастья? Такое по телу потекло блаженство и тепло, что Марк чуть не отключился, проваливаясь в небытие. Но не провалился.
— Ну вот. Теперь дело пойдёт, — выдохнул Марк, уговаривая он то ли себя, то ли Стеллу.
Лишь бы этот чёртов лист не лежал у них на ногах. Если у них, конечно, ещё есть ноги. Потому что Марк свои тоже не чувствовал.
Он резко выдохнул, упёрся двумя руками.
— Он приподнялся, Марк! Чёрт, он приподнялся! — крикнула Стелла. — Да! Да!
Марк и сам это почувствовал: когда опускал, лист словно упал. Пускай чуть-чуть, пусть этот зазор был всего в несколько миллиметров, но он был.
Если бы ещё знать во что лист упирается и что-нибудь туда понемногу подкладывать.
Но Стелла лежала на боку, а не на спине как Марк, пытаться её развернуть было, как минимум, опасно, а у одного Марка силы не хватит.
— Давай помогу, — с готовностью выгнулась Стелла и упёрлась в лист плечом.
