— На какое-то время мне показалось, что вот сейчас ты скажешь, что больше не прикоснёшься ко мне так, пока я беременна, — сбивчиво говорю я, чувствуя, как стихают отголоски пережитого оргазма. Волосы и лоб Райана чуть влажные. По моей спине скатываются отдельные капли пота. Я не могу видеть этого, но прикосновения и ощущения не врут.
— На время нам однажды придётся остановиться. Я не стану рисковать нашим ребёнком, Моника.
— Всегда ведь есть другие варианты.
Я отстраняюсь, но не успеваю деться куда-то сильно далеко. Райан удерживает левой рукой, будоражаще сжимая мою ягодицу, когда я прижимаюсь к нему верхней частью тела:
— Расскажи мне о них. Чем подробнее, тем лучше.
— Собираешься составить список фантазий?
— Почему бы и нет? Есть множество всего, что мне хочется с тобой проделать, и я бы начал…
В этот момент раздаётся звонок в дверь, обрывающий Райана на полуслове. Он приподнимается и покидает кровать прежде, чем по шороху вещей я понимаю, что он скрывает свою наготу.
— Что ты делаешь?
— Собираюсь посмотреть, кто там.
— Нет, я сама. А ты останься здесь и думай о списке.
Я одеваюсь в халат. По пути к входной двери нажимаю на все необходимые включатели, а в прихожей убираю ботинки Райана в ящик для обуви. Но совершение всех этих будничных действий забывается мною после взгляда в глазок. Я делаю это всегда, если никого не жду. Но случай с Кэтрин, когда я думала, что снаружи Ребекка, наверняка научит меня вести себя точно так же реально на постоянной основе.
— Привет.
Грейс замирает сразу после шага через порог. Её взгляд впивается в меня, и я сдвигаю полы халата под шеей, чтобы прикрыть себя. Я и не представляла, что подруга может быть такой… такой похожей на брата именно в жёсткости, способной просочиться в глаза. Мои руки так и остаются тщательно держать одежду на груди. Мне не страшно, хотя со стороны, скорее всего, всё выглядит иначе.
— Где он?
Я не собираюсь притворяться. Мне тошно даже от мысли изображать недотрогу. Видимо, Клэр и Оливер позвонили дочери и упомянули меня, думая, что Грейс знает о разводе. И вот она здесь.
— В комнате.
— Позови его.
Но Райан выходит к нам сам. В уютных домашних штанах и толстовке с капюшоном. Оценивая ситуацию, с некоторой беспомощностью проводит рукой по волосам, и дополнительной уязвимости жесту придают босые ноги.
— Грейс. Что ты здесь делаешь?
— Иронично, но подобный вопрос я могу задать и тебе. Я твоя сестра, и я люблю тебя и не заслуживаю узнавать всё последней. Почему ты не сказал мне про развод?
— Давай пройдём на кухню. Выпьешь чаю.
— Я не хочу чай. Я хочу остаться здесь. Без обид, Моника, — Грейс ещё глубже засовывает руки в карманы пальто и становится словно меньше. Она и так невысокая, ниже нас обоих, а с подбородком, упирающимся в намотанный вокруг шеи серый шарф, и вовсе начинает напоминать совсем кроху.
— Всё в порядке, — говорю я, ведь, чувствуя себя немного виноватой, мне больше нечем ответить. Райан промолчал лишь сейчас. Я же держала язык за зубами на протяжении множества месяцев.
— В моей голове столько мыслей, и я не могу понять, как могла быть такой глупышкой. То, как ты избегала меня и не была рада мне, как резко захотела завершить всё после звонка будто по работе, и твой отъезд, когда я проявляла слишком много эмоций в телефонном разговоре с Моникой, а ты сидел рядом и всё слышал. Вы смеялись надо мной потом? Вы двое… вас это забавляло? Ты знала, как я переживаю в том числе и за мальчиков, ты ужинала с нами за одним столом, когда я позволила себе выговориться, и не сказала ничего, что могло бы успокоить меня за одно мгновение. К-н-и-г-о-е-д-.-н-е-т
— Прекрати это, Грейс, — голос Райана повелевающий и строгий, я чувствую его руки на своих плечах и, конечно, не вырываюсь, наоборот, приникаю ближе, нуждаясь в ощущении поддержки как никогда, но качаю головой, потому что одновременно понимаю подругу. Каждое слово бьёт точно в цель, и молчать больше невозможно. При этом защищать себя и оправдываться я не собираюсь. И не думаю, что Райан станет делать что-то подобное. Мы делали не лучшие вещи на свете, и когда, как не сейчас, признать это? Так или иначе мы оба не те люди, что вступили в те отношения без оглядки на окружение и тех, кто может пострадать, и это что-то да значит. Личностный рост. Внутренние изменения. Может быть, возникновение иного взгляда на мир и современные ценности, и собственные поступки. На то, каким образом они повлияли на жизни близких и как на них отразились.
— Нет, она права. Мы не смеялись. Ни разу. Я хотела тебе сказать. Правда, хотела. Чтобы ты знала, что я не сделаю больно тому, кого ты любишь, но я боялась… Боялась осуждения. Что ты просто не поймёшь.
— Я бы поняла, Моника! Тебе было прекрасно известно, что я не удивлюсь разводу, и что он меня не расстроит. Думаешь, я назвала бы тебя шлюхой? — Грейс повышает голос, и я чувствую, как вздрагиваю, а потом чуть поворачиваю голову влево, прижимаясь к плечу Райана и вдыхая запахи ткани и кондиционера для белья, исходящие от толстовки. Движение грудной клетки за спиной напоминает мне, что я не одна. Это всего лишь несколько не совсем приятных минут. Наверное, им суждено было настать. Рано или поздно.
— Вот теперь достаточно, Грейс! Хватит. Я всё сказал. Если не можешь принять происходящее, то просто уйди.
— Ты всё не так понимаешь, Райан, — вздыхает Грейс, — вы оба мне дороги, каждый по-своему и в то же время одинаково сильно, поэтому, если у вас всё будет хорошо, реально хорошо, то я рада, что это ты, Моника. Лучше ты, чем кто-то другой.
Глава двадцать первая
— Тебе не нравятся авокадо и белая фасоль?
— Почему ты так решила?
— Потому что ты совсем не притронулся к салату, да и курицу с грибами почти не ешь, — говорю я, ощущая странное бессилие. Меня волнует не столько то, что Райану не всегда может нравиться моя еда в случае нелюбви к отдельным продуктам, сколько то, в каком расположении духа он приехал с работы. После вопроса о моём самочувствии мне не довелось услышать сильно много слов. — У тебя что-то случилось?
— Нет.
— Ты не читал моё сообщение?
— Читал.
— Если ты не хочешь говорить о том, что в твоём дне прошло не очень хорошо, то расскажи, что чувствуешь сейчас. Я постараюсь не комментировать и потом спокойно поделюсь своей точкой зрения.
После этих моих слов Райан становится значительно более расслабленным. Когда он прислоняет нож и вилку к тарелке с обеих сторон, кожа на прежде нахмуренном лбу постепенно разглаживается, и я наблюдаю за метаморфозами с гораздо меньшей напряжённостью.
— Я снова организую благотворительное мероприятие. До двадцать четвёртого числа осталось несколько дней, и мне хочется чего-то доброго и неформального. Не аукциона для избранных подобно тому вечеру, на котором мы встретились, а мероприятия, в которое смогут быть вовлечены обычные люди с улицы.
— Тебе нужна моя помощь?
— Я буду рад придумать что-нибудь вместе, — с небольшой улыбкой подтверждает Райан. Он весь открыт передо мной. Душой, глазами и тем, как его правая нога придвигается к моей левой стопе под столом. На мне носки, но я чувствую тепло кожи и через их довольно плотный материал.
— Скоро День благодарения. Давай оттолкнёмся от этого. Мы должны не только быть признательными за что-то, но и делать хорошие вещи и совершать правильные поступки в ответ. Если удастся согласовать с властями города, то можно установить высокие буквы где-нибудь в центре, образующие фразу «подари благо», к которой люди смогут прикреплять специальные замочки в форме сердец. Возможно, на месяц. Средства, что будут заплачены за замки, и пойдут на благотворительность. Специальный хэштег в социальных сетях обеспечит широкую огласку.
— Моника.
— Что?
— Когда сегодня я получил твоё сообщение о том, что у ребёнка не выявлено вероятности развития серьёзных диагнозов, в моей груди разлилось небывалое тепло. Знаю, жизнь переменчива, но этот миг был лучшим мгновением дня. И то, что мы сейчас сидим здесь и просто общаемся… Я очень ценю нашу близость и хочу, чтобы, если в будущем тебя что-то заденет, какая-нибудь моя фраза или поступок, ты немедленно сказала мне. Чтобы это не создавало между нами обиду и недосказанность. Пообещай мне.
