снова было так приятно, от каждого слова внутри растекалось тепло. Словно выпустила наружу что-то очень давно спрятанное, что мешало дышать, давя невыносимым грузом.
— И давно?
— Давно? Я не знаю… Может быть, с первого взгляда, а может, уже позже, но я так долго боролась с чувствами к тебе, что не сразу осознала, что люблю.
— Скажи еще.
— Люблю…
— Тая… Моя сладкая…
Казалось, он потерял дар речи, но отчего-то я не думала, что это означает, будто он не способен выдавить из себя ответное признание, так как чувства не взаимны. Другая я, та прошлая бракованная версия, точно так и подумала бы. Нарисовала бы себе страшных картин, напридумывала бы, что он меня не любит.
Но я же не слепая. И вижу, как его глаза светятся любовью ко мне, блестят даже в темноте. Да и мне так много сказали его трепетные касания, от которых тело по-прежнему тихонько содрогается.
Мне не нужны слова прямо здесь и сейчас. Я просто знаю, что он меня любит.
Вместо того чтобы ждать признания или, тоже хуже, выпрашивать его, я обняла Максима крепко-крепко, став с ним одним целым. Мне не хотелось больше засыпать иначе. Как будто оказалась на своем месте, где ощущаю себя правильно.
Но кое-что продолжало меня беспокоить. Когда мы легли лицом друг к другу, лежа на боку, не в силах перестать соприкасаться хотя бы пальцами, я протянула руку и осторожно коснулась щеки Макса, шеи, потом бережно потрогала спину…
Неровности и бугры, казалось, затронули ее почти всю целиком. Я искала и не находила гладкую кожу. Сглотнув, ощутила, как всё же залилась слезами от фантомной боли. За него. От одного только вида горящего клуба мне было плохо физически, а что выдержал он…
— Больно? — задала я донельзя глупый вопрос, но просто не знала, что еще сделать, чтобы забрать себе хотя бы часть его страданий.
— Уже нет, — быстро ответил Максим и подхватился с места, и я уже подумала, что он сорвался, психанул и хочет побыть один, но он всего лишь включил свет и лег передо мной на живот.
Я обежала взглядом мускулистый торс, крепкие ягодицы и длинные сильные ноги с умеренным волосяным покровом. Внутри сладко екнуло оттого, что теперь этот сексуальный, до невозможности красивый мужчина мой. В моем полном распоряжении.
Но взгляд просто прилип к черной татуировке, покрывающей всю спину. Вернее, татуировок было несколько. Я не видела ни одного шрама, только изображения: пугающий череп и крылья в размахе. С точки зрения художника я оценила все достоинства рисунка, но, как любящая девушка, думала исключительно о новых порциях боли, которые получил Максим, набивая такой большой рисунок.
Но, наверное, скрыв уродство, он почувствовал себя намного лучше. Я знала, что татуировки сейчас в моде, и, наверное, многие бы на месте Максима поступили точно так же.
Череп был словно живой, пустыми глазницами гипнотизируя меня, а крылья двигались в такт мерному дыханию Максима.
— Красиво…
Протянув руку, я стала пальцами трогать линии рисунка, обводила их и чувствовала, какие плотные шрамы под краской. Но еще меня неумолимо затягивало в свои путы желание.
Я вдруг поняла, что, несмотря на саднящую боль между ног после первого своего раза, хочу Максима еще. Ощутить в себе, а может, просто передвинуть его на спину и оседлать, нанизаться плотью на его член, размер которого оказался довольно-таки приличным.
Я, конечно, не имела возможности сравнить ни с каким другим, и слава богу, но от одних только мыслей закружилась голова и внизу живота сладко потянуло.
Максим повернулся ко мне, и его горящий взгляд обжег до глубины души, меня словно прострелило ударом тока. Он так на меня смотрел, словно готов в это же мгновение наброситься. Но в то же время я увидела в его глазах безмерную нежность.
И видимо, она победила. Вместо того чтобы опрокинуть на постель, он нежно обнял и уложил меня рядом с собой.
— Малышка, я очень тебя хочу, но надо подождать, пока у тебя там всё заживет.
Зажмурившись от смущения, я кивнула. Обсуждать интимные вещи с мужчиной было до жути непривычно и ново. Но всё же в этом чувствовалась особая степень близости.
— Утром отвезу тебя к врачу. Пусть подберет способ предохранения, ну и вообще все ваши женские дела обсудите. Не люблю резинки, а к детям ты, я думаю, еще не готова. Или?..
Этот вопрос заставил похолодеть. Рушил волшебство момента своей обыденностью. Но вместе с тем я понимала, что раз начала жить половой жизнью, то необходимо позаботиться о том, чтобы не забеременеть с первого же раза.
Одновременно с этими мыслями пронзила ревность — и с Илоной он спал точно так же, без предохранения! Доверял ей, испытывал тот сорт близости, который, как я думала, доступен только нам двоим.
Одним на целом свете. Но нет.
У меня был он один-единственный. А у него… Илона и черт знает кто еще. Ревность доводила прямо-таки до тошноты. Я не умела чувствовать иначе. Если любить — то на разрыв. Если страдать — то до ощущения, что наступил конец света.
Но другие мысли были гораздо важнее.
Ответив Максиму что-то невразумительное на его вопрос, я ощутила, что он медленно погрузился в спокойный сон, не омраченный никакими болезненными думами. Разве так бы уснул человек, который только что затронул тему беременности? И я поняла, что Максим до сих пор не знает о положении Илоны.
Он спал, а я тихо лежала рядом, не в состоянии успокоиться. Беспокойство, ревность довлели над эйфорией после первой близости с Максимом. Что я за человек такой? Не могу ничего отпустить, переживаю о каждом пустяке, чувствую себя сжатой пружиной.
Например, думаю о том, что мой мужчина проснется голодным, а у меня в холодильнике мышь повесилась. Вернее, ее там и не было. Откуда бы ей взяться, если еды в нем отродясь не было. И в этот момент я поняла, что все разговоры о мнимой самостоятельности остались только разговорами, самообманом. И если я сейчас же не возьмусь за ум, перестану себя
