Ознакомительная версия.
– Как зачем? Чтобы вам обрисовать ситуацию. Чтобы вы правильно понимали расклад. Телефон мой Инга как-то вызнала – названивает, все печенки проела: приезжа-айте, Ольга Андреевна, мы не знаем, что делать с ребенком! А сама Длугачу в его кобелизме потакала, сука старая, я-то знаю! Вот что хотите, то теперь и делайте.
Ольга встала с лавочки, зябко повела плечом.
– Вроде в Финляндии и климат такой же, а тоски этой нету, как здесь. Почему, не знаете? – поинтересовалась она.
И, не дожидаясь ответа, пошла вверх по Трехпрудному к Мамоновскому, к Тверской.
– Ольга Андреевна! – окликнула Кира.
Она обернулась.
– Что вам еще?
– Завтра я вас жду у нотариуса. В десять утра. Пятая Парковая, восемь.
– Зачем? – опешила Ольга.
– Сделаем заверенные копии с отказных документов. Мне от вас сюрпризы тоже не нужны.
– А меня ваши указания… – начала было Ольга.
– Если не придете, я подам в суд на опротестование вашего отказа от ребенка, – оборвала ее Кира. – И выиграю, можете не сомневаться. Хоть в Москве, хоть в Финляндии.
– Даже так?
– Именно так.
Ольга молчала. Казалось, из ее глаз вот-вот вырвется лазерный луч и снесет Кире голову. Как в «Гиперболоиде инженера Гарина» – любила Кира в детстве эту книжку.
– Я приду, – нехотя проговорила наконец Ольга. – Мне все это тоже надоело.
Она давно уже скрылась в переулке, в ноябрьской мгле, а Кира все еще сидела на лавочке у подъезда. Сначала ей показалось, что она просто вымотана этим разговором, оттого и чувства ее придавлены. Но сразу же она поняла: нет, другое.
Другие, не усталые мысли одолевали ее, другие чувства поднимались в ней.
Витина жизнь представилась ей так ясно, как будто она увидела ее откуда-то с высоты, всю разом – всю отчаянную безнадежность его усилий увидела. Человек, попавший в полынью, пытается выбраться на крепкий лед, а лед ломается, едва он прикасается к его кромке, и нет опоры, и тщетны все попытки, и слишком холодна вода, чтобы находились силы повторять их снова и снова…
Родители – какие достались, жена – какую сам выбрал, потому что думал, что жены другими не бывают… Да, Кира понимала теперь, как происходил его выбор, понимала так, словно он сам рассказал ей об этом. И разве все это – опора? И этот мальчик со взглядом и усмешкой, от которых хочется волком выть, – разве выберешься, схватившись за такого сына, из холодного ужаса жизни?
«И я ему не помогла! – с отвращением к себе подумала Кира. – Не захотела, как и все не захотели».
Она вспомнила, как выходила из его кабинета, когда он сообщил, что летит в Арктику, и как казалось ей, как она чувствовала, что не все он еще сказал, что главного выговорить не может… И как она подавила в себе это чувство, потому что не понимала, что ей с ним делать.
Если бы можно было все это вернуть! Она бы… А что она стала бы делать, что могла бы изменить? Кира не знала.
Лифт не работал – он часто ломался в старом трехпрудненском доме. Кира поднималась по лестнице так, словно на сапогах у нее по пуду мокрой глины налипло. Не хотелось ей туда идти, вот не хотелось, и все.
Но и не пойти было невозможно.
Она остановилась перед дверью, стала рыться в сумке в поисках ключей и вспомнила уже, что положила их в карман, после того как открыла подъезд, но все еще искала, оттягивая тот момент, когда все же придется войти в квартиру.
Нора открыла дверь – наверное, услышала, как она копошится.
– Кирочка!.. – Она быстро шагнула на лестничную площадку, прикрыла за собой дверь и зашептала: – Тишина мамаша приходила! Я даже и не поняла сначала, кто это, а когда поняла, так за ребенка перепугалась! Мало ли как он ее воспримет? Но она даже в квартиру не вошла. Спросила, когда ты будешь, и все.
– Она меня внизу ждала, – кивнула Кира. – Мы уже обо всем поговорили.
– Как это – уже поговорили? – удивилась Нора. – И что дальше будет?
– Дальше, похоже, ничего. Тихон у нее на отца переоформлен. Она к этому ребенку больше отношения не имеет.
Нора застыла с открытым ртом – осмысливала услышанное.
– То… то есть как переоформлен?.. – наконец выговорила она. – Это же не квартира!
– Вот насчет квартиры я, кстати, не спросила, – вспомнила Кира. – Ну, завтра поинтересуюсь. Мы с ней с утра у нотариуса встречаемся.
Она шагнула через порог.
– Что же ты все-таки делать собираешься? – спросила Нора, входя в квартиру вслед за ней.
– Я его в школу устроила. После Нового года пойдет.
– Никуда я не пойду.
Тихон передвигался неслышно, как индеец по тропе войны. И обладал, похоже, индейским же чутким слухом.
– А что же ты намерен делать? – спросила Кира.
Он стоял в дверях прихожей и смотрел на нее с той ненавистью, которую она не могла объяснить и все менее могла выдерживать.
– Не ваше дело. Сам разберусь.
– Разбирайся, – пожала плечами Кира. – Только предупреди меня, пожалуйста, когда примешь решение.
– Чего я вас предупреждать должен? Вы мне никто!
«А кто тебе – кто?» – чуть не спросила Кира.
Но все-таки сдержалась, не спросила. Хотя даже звук его голоса уже вызывал у нее раздражение.
– Вы просто деньги отцовские хотите присвоить! – У него что-то заклокотало в горле. – Ну и забирайте, мне они не нужны! А ко мне не лезьте!
– Мне тоже не нужны деньги твоего отца, – ровным тоном ответила Кира. Кто бы знал, как ей дался этот тон! – Мне достаточно тех денег, которые у меня есть.
– Значит, добренькой хотите выглядеть! – выкрикнул он. Глубоко, как у отца, посаженные глаза сверкали. – Вы всё врете! Все врете!
– Я не вру тебе хотя бы потому, что мы с тобой почти не разговариваем.
– И не собираюсь я с вами разговаривать! Валите отсюда!
Тихон так побледнел, что Кира подумала, он вот-вот потеряет сознание. Она не понимала, почему ее появление вызвало у него такую открытую ярость и почему именно сейчас.
Она почувствовала, что самообладание покидает ее. Если он скажет еще хоть слово, она или швырнет в него чем-нибудь тяжелым, или разрыдается.
– Что я тебе сделала?.. – Кира слышала, что слова вырываются у нее из горла с каким-то жалким свистом. И совсем уж бессмысленно, глупо и жалобно воскликнула: – Что мне делать, ну что, что?!..
– Кирочка! – вскрикнула Нора. – Не обращай внимания!
Но Кира не обратила внимания только на ее слова. Эти слова еще звучали в кромешной тишине, которая установилась в квартире, а она уже схватила свою куртку, сумку и бросилась отсюда прочь, прочь!
Кира не помнила, как дошла до своего дома. Всю дорогу она в голос ревела. В другой раз ей стыдно бы стало: ну что это такое, в самом деле, идет по городу взрослая женщина и на глазах у прохожих рыдает. Но сейчас был не другой раз, а вот этот, невыносимый.
Ознакомительная версия.
