сыновьях. Оба мне только жизнь портят. Надоели! Разведусь и уеду.
— Ишь, как запела, птичка! — хмыкнула свекровь. — Дура ты, Надя. Сама виновата, что Богдан тебе изменил, а сейчас всех вокруг обвиняешь. Уезжай! Скатертью дорожка! Я своим мальчикам уже давно отличных невест нашла. И красавицы, и умницы, молодые, невинные, и слушаться будут меня во всем, не то что ты! И все сделают так, чтобы мужья сидели рядом, как привязанные. И детей родят! Не то что ты, пустоцвет! Кому ты нужна? Родить не можешь. Таких, как ты, только как дырку и использовать.
От её слов в глазах жгло, сердце колотилось как раненная птица, боль по телу разливалась! Как может женщина быть так жестока? Она же знала, как я молилась, чтобы зачать, сколько я всего прошла! Как мне было тяжело, когда я стала понимать, что, возможно, у меня никогда не получится родить! И она бросала мне сейчас в лицо эти злые, жестокие слова! Такая женщина не достойна была увидеть моего ребёнка, узнать, что станет бабушкой, внука на руках держать!
Мне нужно всё сделать, чтобы уехать.
— Убирайтесь вон, — повторила я, желая остаться уже наконец одной. — Я сама мечтаю уехать далеко, чтобы больше о вас не слышать! Ни о ком.
— Сколько тебе заплатить, чтобы ты точно уехала и не вернулась?
— Ничего мне от вас не надо! Уходите! Вон!
Не знаю, откуда силы взялись, но я решительно вытолкала свекровь за дверь. Закрылась, уши руками заткнув, потому что эта гадина не унималась, продолжала что-то кричать, стоя в подъезде…
Я опустилась на пол, прислонясь к стене. Слезы глаза жгли.
Вот откуда в Богдане и Ренате это жестокосердие! Не могла нормальная мать воспитать таких сыновей. Эгоистка она чёртова! Ну и пусть остаются сами, варятся в своем яде змеином.
Кое-как я встала, доковыляла до дивана. Такая слабость накатила, словно Ираида из меня всю энергию высосала. Легла, понимая, что встать еще долго не смогу. Лицо было мокрым от слез, сердце через раз удары пропускало.
Как я могла попасть в такой переплёт? Мало мне проблем было в жизни? Родителей рано потеряла, всё на своём горбу тащила, одна совсем осталась. Думала, замуж выйду и счастливой стану. Почему же всё вот так повернулось?
Сама не заметила, как сон сморил.
Проснулась уже под утро от резкой боли. Живот словно окаменел.
Под собой я обнаружила небольшое кровавое пятно…
Так мне стало страшно, просто до жути. Не могла я малыша потерять! Только не это!
Руки тряслись, когда скорую вызывала. Еле в кнопки попадала.
— Скорая. Что у вас произошло? — ответил холодный бесстрастный голос.
А мне хотелось кричать, чтобы все бежали, помогали, спасали моего сына.
— Я беременна. Болит живот и красное пятно на кровати… — голос срывался, когда я рассказывала причину обращения.
— Возраст? Срок?
— Двадцать восемь. Десять недель.
— Соберите документы на себя и по беременности на всякий случай. Ждите бригаду скорой помощи. Поставила вас в приоритет.
Бригада скорой помощи у квартиры была минут через десять.
— Что случилось? — спросила доктор, оставив чемодан в углу коридора и раскрывая большой лист, куда планировала внести данные обо мне.
— Я беременна. Десять недель. Вечером нервничала, проснулась от боли в животе и…кровь немного.
Доктор окинула меня внимательным взглядом, посмотрела на простынь позади меня.
— Надо в больницу, немедленно. Едем? Я в машине все заполню. Документы только возьмите: паспорт свой, дневник беременности.
— Да, конечно, — ответила я и взяла сумку, в которую уже сложила все документы на всякий случай. — Я готова.
Я уже и переоделась в простенькое платье, понимала, что мне предложат госпитализацию и осмотр врача прямо сейчас.
— Вот и отлично. Едем, Миш!
Врач подхватила чемоданчик скорой помощи и вышла за дверь, парень в медицинской форме вышел следом. Я закрыла квартиру и спустилась следом. Живот так и продолжал жутко болеть, вызывая мои стоны во время поездки.
Только бы не потерять тебя, малыш.
Только бы не потерять.
Только бы не потерять.
В приёмном покое меня сразу же отправили в кресло, а медсестра быстро принялась заполнять данные, пока врач больницы осматривал меня.
— Гхм… Быстро на кушетку её. Настя, капаем!
Шустрая медсестра принялась готовить всё для капельницы. Врач помог мне улечься на кушетку и вставил мне катетер.
— Только сохраните моего малыша… — шептала я бескровными от страха губами. — Я не могу его потерять.
— Тише, тише, — успокаивал меня врач, настраивая капельницу. — Всё нормально. Мы всё успели. Не отпустим мы вашего малыша. Успокаиваемся… Помогаем ему остаться. Дышим. Ну-ка… Глубокий вдох.
Я послушно вдохнула.
— Теперь выдох.
Выдохнула.
— Ещё вдох… И снова выдох. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох… — командовал врач, и я дышала.
Сама ощутила, как паника отступает. Сердце начинает биться реже, пульс перестаёт реветь в ушах… А живот перестаёт так сильно болеть.
— Ну как? Легче? — спросил врач.
— Д-да… — всё ещё стучала я зубами от страха.
— Вы сейчас только сами ему поможете остаться. Дышите и успокаивайтесь. Капельница будет помогать вам.
Я кивнула и снова принялась глубоко вдыхать и выдыхать, представляя моего сына.
Он у меня на руках. Маленький, он только недавно родился. Он ещё розовенький, очень хрупкий, тёплый и родной. Он спит на моих руках, а я любуюсь на его носик и щёчки.
Ты есть, я это знаю.
Ты никуда не уйдешь.
Ты останешься с мамой.
Я не отдам тебя никому.
— Ну что, мамочка, — склонился он надо мной. — Не отпустили мы вашего ребятёнка. Надо перейти в палату.
Капельницу убрали. Помогли мне дойти до отделения и постелить постель на свободной кровати. Доктор сам укрыл меня одеялом и снова склонился надо мной.
— Успокаиваемся теперь и спим. Мы вам вкололи успокоительное, сейчас поспите и утром всё будет в полном порядке.
— С…спасибо большое, — глотала я слёзы, но теперь уже от облегчения. — Я сейчас…успокоюсь.
— Полежать у нас под присмотром всё-таки придётся. Мы вас оставляем дней на десять. Капельницы поставим, укрепим вас и малыша. Согласны?
— Да, да… Конечно, — кивнула я. — Всё, что скажете — сделаю. Остаться — значит, останусь. Только вещи я не брала с собой. Одни документы и взяла…
— Позвоните родным, пусть они привезут, — посоветовал
