пространство.
— Я что-нибудь придумаю, слышишь? Мир… Остановись… Дыши… Пожалуйста, дыши… — Аня, роняя слезы, обхватывает мое лицо ладонями и к себе прижимает. Судорожно целует меня в губы, щеки, нос, скулы, подбородок… Везде, где только может достать. — Я с тобой. Рядом. Только с тобой. Послушай меня, Мир… Родной… Я твоя… Полностью твоя. Без остатка. Я… Я люблю тебя!
— Что? — замираю с широко распахнутыми глазами. — Что ты сказала?!
— Я люблю тебя! — кричит Тихоня. — Люблю! Люблю! Люблю!
«Я люблю тебя!»
«… люблю…»
Она — моя!
И я восстал. Возродился, как феникс из пепла.
«Мы в жизни любим только раз, а после ищем лишь похожих»
Аня Т.
_______________________
Конец мая выдался невероятно жарким. Солнце, словно сумасшедшее, светит так, что даже в тени его лучей чувствуется невыносимое пекло, а в воздухе ни малейшего дуновения ветерка. И многие уже мечтают о прохладе или о нескольких каплях дождя.
— Сейчас бы к морю, да, сладкая? Понежиться на теплом песке, подышать свежим воздухом, послушать шум волн и любить тебя на закате… — играя с прядью моих волос, Мир мечтательно смотрит в небо. — Ань, я тебя люблю… — он нежно проводит по моей щеке кончиками пальцев и улыбается. — Давай уже «обрадуем» родню, а? Надоело скрываться.
Последнюю неделю Мирон очень настойчиво требует, чтобы я позволила ему поговорить с родителями. И с каждым днем мне все труднее сдерживать его. Савельев уверен, что сможет достучаться до них и получить согласие на наши отношения. Но я-то знаю, что этим Мир еще больше усугубит ситуацию.
И как по закону подлости имя Абланцева-младшего все чаще звучит в нашем доме. Родители говорят о Плутосе с восторгом, каждый день делают акцент на том, что он богат, воспитан и что они придерживаются схожих взглядов. А иногда мне кажется, что в мире больше нет тем для обсуждения. Это же высшая степень абсурда — появление Албанцевых в нашем доме три раза в неделю! И если первое время мне удавалось увильнуть, ссылаясь на плохое самочувствие, то сейчас это сделать гораздо сложнее. Приходится по несколько часов выслушивать очередные «планы на будущее», в которых я, Тихая Анна Павловна, ношу уже другую фамилию.
«В конце этого года мы объявим о помолвке, Анна. Обещаю к этому времени закончить проект нашего дома. Ближе к декабрю отправлю тебе эскизы, чтобы ты могла внести свои корректировки», — сказал на одном из ужинов Плутос, на котором его семья, по сути, обозначила свою четкую позицию по поводу нашего брака.
— Я хочу, чтобы мы были вместе, — не унимается Мирон. — Ты должна позволить мне встретиться с родителями. Или хотя бы с отцом.
— Мы уже тысячу раз с тобой это обсуждали, — за тихими вздохами и покашливанием пытаюсь скрыть волнение в голосе. — Давай еще подождем…
— Знаешь, Ань, это может тянуться вечно. Мне нужен срок. Назови хотя бы месяц, когда будешь готова.
Но даже счастье не способно спасти меня от давления окружающих людей. Я словно в тиски зажата, где с одной стороны наседает семья, а с другой — любимый мужчина. Из-за этого я нахожусь в постоянном напряжении и ни на миг не могу расслабиться, чтобы просто отдохнуть и подумать о чем-то другом, хорошем.
Родители, возлагая на единственную дочь надежды и пытаясь слепить из меня тот идеал, который они рисуют в своей голове, выстроили такие рамки, за которые шагнуть мне не хватает смелости. При каждом удобном они случае напоминают, что я должна быть им благодарна. За то, что вырастили меня, за то, что дали хорошее воспитание, что я живу в их доме и имею, по сути, все, чтобы радоваться жизни. От этого я чувствую себя загнанной в угол и не могу найти выход из ситуации.
А мне всего-то хочется быть счастливой и любимой. Свободной. Независимой. Настоящей. Самой собой. Вот только в жизни все складывается совсем иначе. И в одном Мирон был прав, сказав, сколько бы я ни оттягивала момент, мне все же придется сделать выбор.
Но несмотря на чувства и вспыхнувшую любовь, смогу ли я пойти против родителей? Нарушить их запреты, значит стать врагом для семьи…
— Мы можем подождать до начала учебного года? — роняю несмело и закусываю нижнюю губу. — Пусть это будет, например, начало октября.
— Нет! — категорично высекает Мирон. — Это очень долго. Мне надоело красть тебя ночами, скрываться ото всех. Мы даже не можем спокойно в кафе посидеть — ты постоянно дергаешься, — все эти аргументы я уже слышу не первый раз, но именно за них постоянно цепляется Мир. — А идеальный вариант знаешь какой? Собрать твои вещи и перевезти ко мне. Серьезно, Ань, ну не можем же мы всю жизнь прятаться!
Всю жизнь? Да мне бы до конца года не потерять все, что так дорого…
— Было бы это так просто… — растирая виски, пытаюсь найти компромисс, к которому мы всегда приходим с Савельевым. — Тогда… Может, середина лета? Скажем… Июль, — и, не дожидаясь ответа, достаю свой козырь: «Я тебя люблю, мой Мир»…
Савельев зависает. Смотрит прямо в глаза, будто что-то считывает. Непрерывно, с непонятной для меня жадностью. Потемневшим от эмоций взглядом проникает в тайники моего сердца, и от этого во мне все воспламеняется.
— Скажи еще раз! — требует жестко Савельев и подминает меня под себя. — Повтори! Скажи это еще раз, Ань! Блядь, скажи…
— Люблю тебя! Больше жизни, — выдаю, как главную потребность. — Ты — мой космос! Я — твоя планета! — и целую его, наслаждаясь тем, что у нас есть.
Мы лежим в обнимку на газоне, млея от нежности. Солнце ласкает наши тела, оставляя на них свои теплые лучи. Глядя на Мирона, думаю о том, что он — мой главный подарок судьбы. Мой талисман. Я чувствую его дыхание, его руки, сжимающие меня все сильнее. И наверное, впервые в жизни могу открыто сказать, что по-настоящему счастлива. Счастлива рядом с ним.
— Эй, молодожены, погнали в бассейн! Я сейчас от жары сдохну. Сегодня адски палит! — кричит нам Данияр и тут же с разбегу прыгает бомбочкой в воду, отчего брызги попадают на загорающих рядом девчонок. — Мамасита, трусы снимай и присоединяйся, — цепляя Марию за лодыжку, тащит в бассейн. Маша принимается громко верещать, отбиваться, но все же проигрывает Истомину.
— Ты как? Искупаешься? — спрашивает Мир, поднимаясь на ноги.
— Нет, я без купальника.
— Ты можешь взять мою футболку, — выдает новый вариант Савельев, но я-то знаю, к чему он ведет.
— Белье намокнет, — отражаю эти пошлые намеки.
— А без
