возвращает свою руку к моей заднице.
Палец проскальзывает между моими складочками и проникает в киску, когда я стону.
Он не задерживается там надолго. Он вытаскивает его и подносит к моей пояснице. Я чувствую, как он проводит пальцем по моей коже, прежде чем он снова погружается в мой тугой проход.
Он повторяет этот процесс еще несколько раз, прежде чем я наконец спрашиваю.
— Что ты делаешь?
Он снова вводит в меня палец, пару раз проводит по внутренней стороне моей киски, а затем вынимает и направляет его к моей спине. Я чувствую, как он делает что-то вроде креста.
— Пишу на тебе свое имя твоими соками. — Его голос темный и властный, от которого у меня по позвоночнику пробегает дрожь, а челюсть отпадает.
Феникс.
Это крестообразное движение, которое я чувствовала, когда он делал на моей спине.
— Ты капаешь для меня. Каждая капля должна быть использована по назначению, — рычит он.
Он дует на мою кожу, высушивая и посылая волну мурашек по моей спине. Его рука на моей талии по-хозяйски проводит большим пальцем по своей работе.
— Я сопротивляюсь желанию сделать это навсегда. Я могу, если ты не будешь осторожна.
Я не придаю значения словам, которые он говорит во время секса, но это не делает их менее горячими.
— О, Боже, — хнычу я, мои слова заглушает стол.
— Он ничего не может сделать для тебя, теперь ты принадлежишь мне. — Он отвечает, в его голосе звучит темное удовлетворение.
Не говоря больше ни слова, он снова погружается в меня по самые яйца, шок от его входа заставляет меня встать на цыпочки.
Он властно обхватывает мою талию обеими руками и притягивает меня к себе, чтобы встретить его мощные толчки. Зубы стучат от напряжения, но этот шум перекрывается эротическим звуком его бедер, шлепающих по моей заднице.
— Скажи, что тебе это нравится, — требует он.
— Я не собираюсь… удовлетворять твое эго, — отвечаю я, изо всех сил пытаясь вдохнуть и вымолвить слова.
Он шлепает меня по заднице, заставляя пискнуть в ответ.
— Мне не нужно слышать это из твоих уст, — жестоко кусает он. — Не тогда, когда звуки моего члена, вонзающегося в твою мокрую киску, эхом отражаются от стен. — Он хватает меня за горло и заставляет встать вертикально, прижимаясь передом к моей спине, а другой рукой обхватывая мой живот. Его рот прижимается к моему уху. — Ты слышишь это?
Я хаотично киваю, так как в новом положении у меня совсем нет мозгов. Угол его толчков позволяет ему входить в меня так глубоко, глубже, чем когда-либо, и я едва могу держать себя в руках.
— Ты чувствуешь это?
Мое возбуждение стекает по бедрам, и его грубое дыхание и гортанные звуки, ударяющие по моему лицу, не помогают. Я снова киваю.
— Тогда, — рычит он мне в ухо, — скажи, что тебе это нравится.
Каждое слово он сопровождает глубокими, резкими толчками, задевая ту часть меня, которую он никогда не делал раньше.
— Мне нравится, Феникс. — Я хнычу, не в силах больше сопротивляться.
Его зубы смыкаются вокруг мочки моего уха, прикусывая и втягивая кожу в рот, а его пальцы обхватывают меня спереди и играют с моим клитором. Одновременно с тем, как он вливается в меня, он массирует мою тугую плоть, пока звезды не вспыхивают у меня перед глазами, и я кончаю с громким криком.
Он не отстает от меня и делает еще несколько толчков, прежде чем мои спазмированные мышцы вызывают его собственный оргазм, и я чувствую, как его сперма выплескивается внутрь меня.
Он направляет меня обратно на стол, где я на секунду замираю, переводя дыхание. Затем выходит из меня, и я слышу звук застегнувшейся молнии, после чего он берет меня за локоть и осторожно поднимает на ноги.
Я поворачиваюсь и вижу, что он стоит передо мной, держа в руках мое платье. Когда туман возбуждения рассеялся в моем мозгу, я вдруг чувствую себя очень уязвимой. Он полностью одет, не хватает только пиджака, а я стою перед ним совершенно обнаженная.
Инстинктивно я обхватываю себя руками, чтобы прикрыться.
Он без слов опускается на одно колено, приподнимая мое платье над землей и распахивая его, чтобы я могла в него войти. Когда я не двигаюсь, он поднимает на меня глаза.
— Положи руку мне на плечо, если тебе это нужно для равновесия, — наставляет он.
Но я не двигаюсь не поэтому. Когда он вот так приседает передо мной, впиваясь в меня глазами, а его руки помогают мне поправить платье, мое сердце трепещет от его желания.
И я абсолютно, на сто процентов не могу допустить, чтобы это произошло. Мы установили правила менее получаса назад, а он уже пробивается сквозь мою непрочную защиту, чтобы проверить мою стойкость.
Я делаю шаг к платью и хватаю его, вырывая из его рук и натягивая на себя.
— Теперь ты можешь идти. — Я говорю, стараясь сохранить безразличный тон.
Он поднимается, глядя на меня сверху вниз. Я не смотрю на него, пытаясь застегнуть молнию на платье.
— Что?
— Я имею в виду, что ты не должен оставаться и помогать мне одеваться, — говорю я, застегивая молнию примерно наполовину, пока она не застряла в том месте, где мне трудно до нее дотянуться. — Как мы и решили, это просто развлечение. Ты мне ничего не должен.
Он молчит, и мне отчаянно хочется заглянуть ему в глаза, но я боюсь того, что там найду.
Не знаю, что ранит сильнее — его типичная ненависть и презрение или облегчение на его лице от того, что я предлагаю ему выход.
Он решает все за меня, и я пугаюсь, когда его руки разворачивают меня, хватают за молнию и с силой дергают ее.
Он отпускает меня, как только платье застегнуто, и когда я наконец встречаюсь с ним взглядом, его черты лица старательно лишены выражения.
— Принято к сведению. — Говорит он, моргая. Он поворачивается на каблуках, хватает свой пиджак и выходит, не оглянувшись назад.
Мой мозг подает сигнал ногам идти за ним, но я останавливаю себя через шаг.
— Почему? — Я хочу закричать на него. — Почему ты не можешь просто отпустить его?
Феникс
Вернувшись домой, я захлопываю за собой дверь. Это нелегко, учитывая, что это двадцатифутовая деревянная двустворчатая дверь, но удовлетворение липнет к моей крови, когда я слышу, как она с грохотом закрывается.
Я направляюсь на кухню, нуждаясь в стакане воды и большой бутылке чего-то покрепче, но удивленно останавливаюсь,
