Я позвонила адвокату Джои в ее приемную и для начала спросила о завещании и о том, как быть, если оно не найдется.
— Если в доме и у поверенного завещания не окажется, в дело должны вмешаться государственные органы. В юридических журналах дадут объявления с просьбой помочь в поисках завещания, а тем временем имуществом будут управлять. Постарайся как следует поискать завещание, Харриет, а я помогу чем смогу, — сказала Джои хорошо поставленным, чистым голосом, от которого, наверное, звенели потолочные балки в зале суда.
— Подожди, это еще не все, — заторопилась я. — Ты не могла бы порекомендовать мне юридическую компанию, которая специализируется на делах об опеке детей? Если чутье меня не подводит, завещания мы не найдем и объявления ничего не дадут. Поэтому я буду добиваться опеки над Фло.
Долгое время она молчала, потом вздохнула.
— А ты уверена, что хочешь этого? — спросила она.
— Абсолютно.
Джои пообещала мне подыскать такую компанию и повесила трубку.
Мы приступили к поискам завещания. Вернувшийся домой Клаус помог нам перетрясти каждую книгу и альбом с вырезками, прощупать свернутые бумаги и развернуть каждый листок. Нигде ничего. Зато мы нашли один документ — похоже, купчую на дом 17 по Виктория-стрит, но довольно странную купчую. В ней говорилось о доме 17, а не 17с.
— Неужели ей принадлежали все пять соседних домов? — изумилась Пэппи.
— Не может быть, — вытаращил глаза Клаус. — Она была небогата.
Под лестницей, за ящиком с эвкалиптовым мылом, которым мы отмывали прихожую, стоял большой сундук. Мы его не сразу заметили, а когда заметили, поначалу сочли, что там хранятся инструменты. Отчаяние побудило Тоби перетащить сундук в комнату. Он водрузил его на узкий стол в кухне миссис Дельвеккио-Шварц и открыл с такой осторожностью, точно оттуда могло выскочить что угодно — от Дракулы до бумажного клоуна с гармошкой.
В сундуке обнаружились голубой тряпичный кролик, огромный кристалл какого-то сиреневого камня, семь хрустальных стаканов для бренди в картонных цилиндрах, детская ручка от кисти до локтя с ямочками, изваянная из белого мрамора, и десятки сберегательных книжек.
Тоби протянул руку, сгреб пригоршню книжек, небрежно открыл одну и замер с ошеломленным лицом.
— Господи Иисусе! — воскликнул он. — В каждой книжке почти тысяча фунтов — больше нельзя держать на одном счету, не платя налогов и не отвечая на назойливые вопросы.
Мы насчитали около сотни книжек и устали открывать их. Все было ясно, во всем отчетливо виделся простой, но надежный расчет. Миссис Дельвеккио-Шварц никогда не пользовалась услугами одного банка дважды, а это значит, что у нее остались счета в каждом филиале всех сиднейских банков. В последние двадцать лет она находила банки все дальше от дома, клала на счет по тысяче фунтов в Ньюкасле, Воллонгонге, Батерсте. А где была Фло, когда ее мать уезжала на целый день?
— По крайней мере Фло ни в чем не будет нуждаться, — заявил Тоби, аккуратно сложил сберегательные книжки в пустую картонную коробку, завернул ее в коричневую бумагу и перевязал бечевкой. Миссис Дельвеккио-Шварц хранила целые мотки бечевки и пачки оберточной бумаги, старательно расправленной и сложенной снова.
— Может так случиться, что Фло не увидит ни пенни из этих денег и даже Дом не получит, — мрачно заметила я. — Все ее имущество достанется правительству, если мы не найдем свидетельство о рождении Фло.
Но мы его не нашли, хотя с удвоенной энергией возобновили поиски. Ни завещания, ни свидетельства о рождении, никаких упоминаний об адвокатах или юридических фирмах. Свидетельства о браке тоже нигде не было. Оказалось, что даже Пэппи не может подтвердить, что Фло действительно дочь миссис Дельвеккио-Шварц: девочка родилась как раз в то время, когда Пэппи уехала на два года в Сингапур, пытаясь разыскать родных отца. Вернувшись в Австралию, Пэппи привела в Дом Тоби, так что и от него помощи ждать не следовало. Куда бы мы ни поворачивали, везде натыкались на глухую стену. Казалось, миссис Дельвеккио-Шварц явилась в этот мир взрослой, ни разу не была замужем и не имела детей. Трудно поверить, что такое возможно в наше время. Сколько еще на свете людей, о существовании которых правительство и не подозревает? Мы не нашли даже налоговых документов — только конторскую книгу, где была записана небывало низкая арендная плата за комнаты в доме 17с. Никаких квитанций об уплате налога на недвижимость, счетов за воду, электричество, газ, ремонт.
— Она за все платила наличными, — вспомнил растерянный Клаус.
В последнюю очередь мы осмотрели маленький шкаф в комнате, где произошло убийство. Шкаф стоял у балкона, в нем миссис Дельвеккио-Шварц хранила Хрустальный Шар, карты, книги. Больше в шкафу ничего не нашлось. Мы перелистали все таблицы эфемерид, осмотрели пачки гороскопов, рассмотрели листы бумаги на свет, даже перебрали колоду Таро по карте. Ни свидетельства о рождении, ни завещания — ничего.
— Ладно, давайте сложим все обратно, — вздохнула я.
Но Пэппи вцепилась в мою руку и торопливо запротестовала:
— Нет, Харриет, нет! Не делай этого! Забери все к себе вниз, спрячь в своих комнатах.
Я уставилась на нее как на помешанную.
— С какой стати? Это ее вещи, все они — часть имущества. Шар очень ценный: миссис Дельвеккио-Шварц говорила, что за деньги от его продажи можно купить отель «Австралия».
Тоби понял то, что не дошло до меня.
— Пэппи права, забирай.
Я отказалась, и он зарычал, раздосадованный моей глупостью:
— Не будь дурой, Харриет! Пораскинь мозгами! Первыми эти вещи увидят сотрудники отдела опеки: как думаешь, что они скажут, если найдут их? Особенно сберегательные книжки. Если хочешь, чтобы тебе доверили Фло, надо делать вид, будто ее жизнь с матерью была самой обычной и ничем не примечательной. Пусть считают старушку странной, но ни в коем случае нельзя давать им в руки доказательства этих странностей!
Мы сложили оккультные принадлежности в другую коробку и помчались ко мне, каждую минуту опасаясь услышать звонок в дверь.
Но в дверь позвонили только в пять вечера — неожиданное время для визита службы опеки. Я поручила Клаусу следить за нашим ужином и направилась к двери. Вчера мы заперли ее, с тех пор она стояла запертой.
На веранде стоял Дункан Форсайт.
— Я не могу зайти, — с места в карьер заявил он. — Жена ждет в машине.
Он выглядел еще хуже, чем на свадьбе Крис Гамильтон, — тощий, сутулый, подавленный. В волосах почти не осталось темных прядей, вся голова приобрела оттенок перца с солью. Виски резко выделялись белизной. Измученные глаза смотрели на меня с такой любовью, что у меня сжалось сердце.
