— Раз так — садись.
Энджи плюхнулась на стул и без предисловий начала:
— Ты знаешь, что я была у мамы?
Кейт пришла в замешательство:
— Знаю, но какое…
— Мама нашла у себя вот это и просила передать тебе. — Энджи привстала и протянула Кейт потрепанный конверт.
Кейт озадаченно посмотрела на него:
— Ума не приложу, что бы это могло быть?
— Открой — увидишь.
Неуверенность в голосе Энджи почему-то не насторожила Кейт. Она молча подняла клапан и вытащила маленький любительский снимок. Сначала на ее лице не отразилось ничего, но через мгновение оно побелело как снег.
— О-о, — простонала она.
Энджи встревоженно посмотрела на нее и встала со стула:
— Тебе плохо?
Кейт жестом отстранила ее.
— Нет… ничего. Просто я не ожидала… — Она не могла продолжать. Кейт никак не думала, что со старой фотографии на нее посмотрит крошечное детское личико. Долгие годы она переживала, что у нее нет хотя бы маленького снимка дочери.
У Кейт задрожали руки. Какая милая девочка. На фотографии она показалась Кейт еще красивее, чем в воспоминаниях: пухлые румяные щечки, аккуратно очерченный ротик, длинные ресницы.
— Ты сядь, прошу тебя, — Энджи сделала движение, чтобы поддержать ее под руку.
Кейт снова отстранила ее.
— Все в порядке. Просто в первую минуту это было такое потрясение.
— Я этого опасалась, но мама сказала, что надо тебе отдать. — Энджи испытывала неловкость. — Честно говоря, мы даже поспорили.
— Конечно, надо было отдать, — Кейт не могла оторвать глаз от детского лица. Сердце готово было выскочить у нее из груди. Глаза застилали слезы, но она тут же смахнула их ладонью. Энджи стояла молча.
Наконец Кейт подняла глаза:
— Прости, Энджи, мне надо побыть одной.
Энджи не скрывала облегчения:
— Конечно-конечно, мне все равно уже пора.
— Спасибо, — прошептала Кейт.
— Знаешь, Кейт…
— Прошу тебя, ничего больше не говори.
Оставшись одна, Кейт тяжело опустилась на стул. Ноги ее не держали. Ее душу наполнила ярость — и это было лучше, чем обжигающая боль:
— Чтоб тебе сгореть в аду, Томас Дженнингс!
Кейт не могла сказать, сколько времени она так просидела, как дошла до туалетной комнаты и вымыла лицо. Потом она посмотрела на себя в зеркало, чтобы убедиться, что на нем не осталось следов мучивших ее переживаний. Томасу еще воздастся по делам его.
Старая фотография подхлестнула ее страстное желание разыскать дочь; помочь в этом мог только один человек. У Кейт до сих пор дрожали колени. Она опять села за стол и потянулась к телефонному аппарату, но в этот момент настежь распахнулась дверь.
— Я ему говорила, что сюда нельзя! — отчаянно кричала Лесли из-за спины какого-то человека, которого Кейт видела впервые.
Кейт вся ощетинилась:
— Что это значит? Кто вы такой?
— Мик Престон, ваша честь.
— Не иначе как репортер, — брезгливо сказала Кейт.
Непрошеный посетитель не счел это оскорблением.
— Я уже битый час пытаюсь к вам прорваться, а эта дамочка, — он указал на Лесли, — отказывается даже доложить обо мне.
— Я… — начала Лесли.
Кейт подняла руку:
— Не волнуйтесь, Лесли. Я сама разберусь.
Лесли нехотя вышла и тихо прикрыла за собой дверь.
Кейт сжала кулаки:
— Я добьюсь, чтобы вас уволили с работы за эту выходку.
Его лицо, квадратное и загорелое до красноты, хранило все то же нахально-дерзкое выражение.
— Попробуйте, ваша честь, только вряд ли у вас получится.
— Убирайтесь из моего кабинета, пока я не вызвала охрану.
Он навел на нее объектив фотокамеры:
— Как прикажете, ваша честь, готов повиноваться.
— Убирайтесь, — повторила она сквозь зубы. — И чтобы больше я вас не видела.
— А вот с этим сложнее, — издевательски откликнулся он. — Судьба нас еще не раз сведет вместе.
Кейт медленно обвела его взглядом с головы до ног. На ее лице отразилась все эмоции: презрение, неприязнь и скука. Мик вспыхнул и злобно поджал губы:
— Если вы думаете…
— Если вы сию же минуту не уберетесь, вас вышвырнут пинком.
Он засмеялся, вразвалку направился к дверям и исчез.
Кейт несколько раз глубоко вздохнула, чтобы взять себя в руки. В обычное время она бы просто махнула рукой на такого наглеца — ей уже приходилось сталкиваться с людьми вроде Мика Престона.
Она отыскала глазами фотографию на столе. Ее дитя. Кейт столько лет была сильной. Сейчас не время отступать.
Единственной ее надеждой оставался Сойер Брок. Кейт набрала его номер.
* * *
Услышав телефонный звонок, Сойер вошел в кабинет и снял трубку:
— Брок слушает.
— Говорит Кейт Колсон.
На какое-то мгновение он растерялся. Ее мягкий грудной голос застал его врасплох. Сойер даже разозлился на себя.
— Алло, вы слушаете?
— Да-да, — сказал он более резко, чем хотелось бы.
Возникла секундная пауза.
— Вам удалось выяснить что-нибудь про этот монастырь?
— В общем, да.
— Значит, есть новая информация? — настойчиво добивалась она, с трудом сдерживая волнение.
Какие-то нотки ее голоса задели его в самое сердце.
— Дело в том, что… — он медлил, не решаясь сказать ей, что новости оказались неутешительными.
— Может быть, нам следует поговорить лично? У меня для вас тоже кое-что есть. Предлагаю вам встретиться.
— Где?
— Я собиралась пройтись по парку.
Он снова пришел в замешательство:
— По парку? — переспросил он.
— Ну да.
В ее голосе он уловил улыбку. Пальцы сами собой крепче сжали трубку:
— Как вам будет удобно.
— Вы понимаете, о каком парке идет речь?
— Поскольку вы собираетесь пройтись пешком, это, наверно, парк перед зданием суда.
— Совершенно верно. Жду вас в павильоне.
— До встречи.
Он повесил трубку и посмотрел в окно. Небо затянулось угрожающими тучами. В парке? Он покачал головой. Разве мыслимо понять, что у женщин на уме?
* * *
Кейт не сразу заметила Сойера. Благодаря этому он получил возможность как следует ее разглядеть. Она отрешенно сидела на скамейке внутри павильона, погруженная в глубокие раздумья. Его поразил ее одинокий и печальный облик.
Но ничто не могло омрачить ее манящую красоту. В полумраке павильона ее светлые волосы излучали серебристый блеск. Черты лица отличались классическим совершенством, которое так часто привлекает фотографов, но неизбежно ускользает от объектива.
На ней был светло-сиреневый костюм. Этот нежный цист выдавал ее беззащитность. У него защемило сердце. Он переступил с ноги на ногу.
