Над его ухом раздался прерывистый шепот Брук:
— Я же говорила… На пачке так и написано: «Удовлетворение гарантировано!»
В ответ Алекс рассмеялся:
— Как говорят у нас в Техасе — ну ты и язва!
Он перекатился на бок, увлекая ее за собой, и они долго лежали так, пока не отдышались.
Они все еще оставались слиты воедино, Гладя ее по спутанным шелковым волосам, он слушал биение ее сердечка и ощущал ее дыхание на своей щеке.
— Ну и что дальше? — осведомилась Брук.
— Дальше мы поговорим, — ответил Алекс. Готовясь к предстоящему сражению, он невольно прижал ее к себе еще крепче.
— Поговорим? Ах, ну да, насчет фабрики…
— Нет. — Он перевел дух, набираясь решимости. — Мы будем говорить о твоих родителях и о том, как они погибли.
Как он посмел? Как у него повернулся язык оживить в душе ту давнюю боль, сразу после того, как…
Первым делом Брук попыталась вырваться из его объятий, но не тут-то было. Его руки оказались крепче железа, и она поняла, что все было задумано заранее. Он с холодной расчетливостью постарался застать ее врасплох, когда она раскрылась ему навстречу, и теперь хотел нанести окончательный, смертельный удар!
Пусть теперь пеняет на себя, Брук никогда еще не сдавалась без боя!
— Отпусти меня… сию же секунду!
— Нет.
Ему даже хватило наглости вполне правдоподобно изобразить сочувствие! Мерзавец, бессердечный негодяй!
— Послушай, Алекс, я понимаю, что ты намерен довести игру до конца и продолжать делать вид, что ты ко мне неравнодушен. Но ведь на самом деле это не так! Отпусти меня на все четыре стороны, чтобы я…
— Чтобы ты — что? — глухо спросил он. — Разбила дюжину тарелок? Наколола дров на всю оставшуюся жизнь? Продолжала таить от всех свою боль, пока твое сердце не разорвется на части?
Она снова дернулась, пытаясь вырваться.
— Это Элайя тебе все выболтал!
— Он лишь намекнул, а остальное я понял сам.
— Но я не желаю об этом говорить, — упорствовала она. — И тебе меня не заставить!
— Ди уже взрослая. Ты можешь позволить себе пережить эту боль.
От его ласкового, негромкого голоса на глазах выступили слезы. Их жгло, будто в них попал песок. Следовало отделаться от него во что бы то ни стало и бежать, бежать, пока не поздно и пока на это есть силы!
— Ди здесь совершенно ни при чем. — Это была явная ложь, но разве Брук обязана перед ним отчитываться? Ее проблемы были и останутся ее проблемами, и она не понимала, с какой стати Алекс так упорно лезет не в свое дело.
— Как они погибли?
Брук упрямо сжала губы и собрала все силы, чтобы не обращать на него внимания. Задача оказалась не из легких. Ее будоражила его близость и запах молодого, здорового мужского тела… Черт бы его побрал вместе с его запахом! Этот тип мог разливать свой аромат по пузырькам и зарабатывать на нем немалые деньги.
— Ты напрасно стараешься меня игнорировать! Мне спешить некуда, я готов лежать так столько, сколько потребуется.
Брук громко скрипнула зубами. Проклятие, он действительно готов валяться здесь до конца света — и это не шутка! Тогда она решила изменить тактику и попытаться его отвлечь. Шаловливые ручки легли ему на грудь, маленькие пальчики принялись описывать по ней крути и прокладывать дорожки. Наверняка он снова возбудится, и ему станет не до душеспасительных разговоров!
— А вот это только отсрочит неизбежное! — То, как реагировало его тело, доказало ей, что внешнее спокойствие — не более чем маска. — Ты хоть раз поплакала с тех пор, как их не стало?
От его вопроса слезы снова навернулись на глаза, грудь сдавила невыносимая тоска, но Брук с завидной стойкостью перенесла и этот приступ слабости. Вместо того чтобы удариться в истерику, она вновь попыталась изменить ход его мыслей, на что получила немедленный ответ: он вздрогнул. Прижимаясь щекой к его груди, она отлично слышала, как участились гулкие удары его сердца. Уверенная в победе, Брук подняла голову и поцеловала его в губы — откровенно и пылко.
Он не остался равнодушным к столь недвусмысленному предложению.
Легким движением Алекс соскочил на пол. Он задержался всего на секунду, достал из коробки на полу новый презерватив, затем подхватил Брук на руки и понес на кухню.
Брук с облегчением вздохнула: слава Богу, она успешно избежала выворачивания души наизнанку и все-таки заставила его заняться делом.
Он уложил Брук на кухонный стол. Она запрокинула голову и зажмурилась, слушая, как шелестит обертка нового презерватива.
Этот шелест звучал музыкой для ее ушей.
Она вздрогнула и раздвинула бедра, нисколько не стесняясь своей откровенности. Ей хотелось еще, еще… Хотя откуда такая жадность — ведь они были близки буквально несколько минут назад?
— Ну, теперь держись! — предупредил он хрипло и положил ладони ей на бедра.
Брук вцепилась в край стола и охнула, наконец-то снова почувствовав его в себе. Она сумела прогнать настырного типа, норовившего залезть к ней в душу, и на его место пришел страстный, умелый любовник. Этот мужчина в точности знал, что ему нужно, и шел к цели без проволочек, с каждой минутой ускоряя ритм своих мощных, захватнических толчков.
Ей самой стало страшно от того, с какой силой и скоростью разгорается в ней ответное пламя. Желая обрести в этом вихре любовного безумия хоть какой-то надежный якорь, она обняла его за шею и уткнулась лицом в грудь. Подхваченная незримыми волнами, вздымавшими ее все выше и выше, Брук забылась настолько, что невнятно пролепетала:
— Алекс!..
Это было крупной ошибкой.
Ни на минуту не прекращая двигаться и умело приближая ее к той самой заветной черте, он заставил Брук приподнять голову и властно промолвил:
— Посмотри на меня!
Она подчинилась. Открыла глаза и увидела, как сосредоточенно его мужественное, чудесное лицо, как оно становится все напряженнее, по мере того как он следом за ней подступал к пику блаженства. Она встретила его пылающий взор, через все преграды проникавший ей в самую душу и ласкавший ее сердце так же уверенно, как его руки ласкали ее тело.
Брук хотела было отвернуться, но обнаружила, что не может. Потому что он говорил с ней, говорил тем языком, для которого люди никогда не найдут подходящих слов. Он повторял ей снова и снова, что любит ее!
Она не желала этого знать. С упорством и отчаянием приговоренного она до последней минуты пыталась избежать этого.
Но Алекс не позволил ей снова замкнуться в раковине своего одиночества и горя. Его веки томно опустились, он в последнем, мощном рывке приник к ней… А потом наклонился, собираясь поцеловать ее в губы.
Но за миг до этого он успел прошептать ее имя. В его шепоте звучало не эхо удовлетворенной страсти и не торжество победившего самца, а лишь трогательная, благоговейная нежность. И тогда Брук почувствовала, как рухнула отделявшая ее от мира стена, на возведение которой было потрачено столько отчаянных усилий, тоски и боли.
