– Подбросить тебя? – доброжелательно интересуется Алина. – Я на машине.
– И как ты умудряешься водить после бессонной ночи?
– Молодой здоровый организм, – белозубо смеется она, – надеюсь, ты не собираешься про меня гадости писать. Я видела, как девки наушничали. Они меня обе ненавидят.
– За то, что уводишь клиентов? – усмехнулась я.
– Кто тебе сказал такую чушь? – фыркнула Алина. – На клиентах печатей собственности нет. Кто смел, тот и съел. И мы, между прочим, договаривались, что будем жить по таким законам. А теперь я больше всех зарабатываю, и меня готовы обвинить во всех смертных грехах.
– Да уж, весело у вас тут живется. А я еще думала, что наш редакционный женский коллектив – гадюшник.
– Можно и здесь жить нормально. Главное – не обращать ни на кого внимания, зарабатывать денежку. Хотя сегодня была трудная ночь. Трое приватных клиентов, и никто не хотел отступать, пока не получил своего.
– А мне Алия сказала, что секс на территории клуба запрещен.
– Ага, а ты спроси тогда у нее, что она делала вчера под столом у Руслана, – хохочет Алина, – я случайно в его кабинет зашла, хотела о костюмах спросить. И застала сладкую парочку. У управляющего нашего спущены штаны и улыбка до ушей. Алияшка под столом знай себе трудится. А, наверное, на меня наговаривала, так?
Я неопределенно пожимаю плечами.
– А еще они бесятся, что я не собираюсь здесь долго оставаться. У Жанки родители нищие, ей некуда деваться. Алия помешана на деньгах. А мне-то многого не надо. Вот подзаработаю и через годик уйду на покой, детей воспитывать.
– У тебя и муж есть? – удивилась я.
– Бойфренд, – смутилась Алина, – он тоже стриптизер. Но летом мы решили пожениться. Его зовут Стас.
– Интересно как. И вы друг друга не ревнуете? Такая профессия…
– А чего нам ревновать? – пожимает плечами Алина. – Стас о моих похождениях не догадывается. Да и не так-то часто у меня это случается… А у них в клубе порядки строгие, он мне точно не изменяет.
– Как можно быть уверенной на все сто, если у мужчины такая профессия?
– Он меня любит, – серьезно говорит Алина, – он знает, что, если я о чем-нибудь таком узнаю, сразу его убью!
В то же время на другом конце города стриптизер по имени Стас пересчитывал деньги, сосредоточенно шевеля губами. Тысяча двести долларов, за одну-единственную ночь. Ну и ничего, что пришлось немного поступиться принципами. В конце концов, трудно быть принципиальным, когда твоя работа состоит в том, чтобы демонстрировать намазанные маслом ягодицы похотливо похохатывающим стареющим гетерам да шаловливым богатым первокурсницам.
У Стаса был удачный вечер – его пригласили танцевать на частной вечеринке, пообещав нехилый гонорар.
Отмечали день рождения какой-то театральной деятельницы. Шумно отмечали, с размахом. Подруги именинницы, не считаясь с ее почтенным возрастом (который, к слову, тщательно скрывался), заказали ей в подарок двух роскошных мужчин – Стаса и темнокожего стриптизера по имени Клод.
Ирме Геннадиевне было слегка за шестьдесят, но некоторую дряблость ее тела с лихвой компенсировал по-девичьи кокетливый нрав. И краснеть-то она с возрастом не разучилась. И смеялась-то она заразительно, во всю ширину забитого фарфоровыми коронками рта. А макияж она наносила щедрыми размашистыми мазками. Тональный крем забивался в морщинки, и вблизи ее лицо производило жутковатое впечатление – ни дать ни взять смеющаяся маска смерти.
Ирма Геннадиевна подарку обрадовалась – визжала так, что Стас перепугался, что у нее может случиться инсульт.
Сначала Стас и Клод танцевали вместе, на столе. Их импровизация пользовалась таким успехом, что гости их вызывали четыре раза на бис.
А потом Ирма Геннадиевна великодушно отпустила Клода… а Стаса попросила задержаться.
Задорно шлепнув молодого красавца по загорелой ягодице, Ирма Геннадиевна выложила на стол пять стодолларовых купюр. Стас взглянул на нее непонимающе – за его работу было уплачено вперед, неужели щедрые чаевые? Однако где-то в самой глубине души глумливо хохохтнуло его альтер эго, нашептывая правильный ответ.
– Это тебе, – подмигнув, говорит Ирма, – за дополнительную услугу. Понимаешь, о чем я.
Ее приглушенный голос возбужденно дрожал, глаза – с желтоватыми белками, все в красных прожилках – блестели.
– Вообще-то я… – замялся Стас, – я немного не по этой части…
– Все мы люди, а значит, все по этой части, – расхохоталась Ирма Геннадиевна.
Они пили шампанское по очереди, из горлышка бутылки. Ирма сидела на строжайшей диете, зато пила как портовый работяга. Пила и пила – пока ее наконец не стошнило хмельной пеной и горькой желчью. Стас сначала обрадовался – бабуля отрубилась, – но не тут-то было. Наскоро умывшись, Ирма Геннадиевна возжелала продолжения банкета.
Она с ногами забралась на диван, а Стас танцевал перед ней под песенку Мадонны «Like a virgin».
А потом Ирма и сама попробовала исполнить стриптиз – взобравшись на стол, она нелепо виляла вертлявым, измученным диетами задиком. С пуговичками нарядной блузки ей справиться не удалось, так что с криком: «А не пойти бы всем к черту?» – она безжалостно рванула на груди дорогую тонкую ткань.
Стас тоскливо смотрел, как подпрыгивают ее увядшие груди. Все ее тело было усыпано мелкими коричневыми веснушками. В конце концов Ирма запуталась в каблуках и рухнула со стола – он было испугался, что она сломала шею, но ей, пьяной, было море по колено. Она даже не поняла, что произошло. Поднялась с пола, удивленно оглянулась, одернула юбку и заключила его в попахивающие потом объятия.
Его натренированная память больше никогда не возвращалась к событиям той ночи. А ведь если в упор чего-то не помнишь, то этого как бы и не было, не так ли?
А потом…
Ирма настояла, чтобы он спал рядом. Стас попробовал было возмутиться, но в престарелой пьяной Мальвине вдруг проснулась жесткая бизнес-леди – ледяным голосом она припомнила, что его ночь оплачена, а желание клиента – закон.
Она приблизила к нему лицо. Крашеные жесткие волосы растрепались, косметика поплыла. Крупные искусственные зубы были выпачканы в губной помаде, неряшливые комки туши черными кляксами осели на желтых и сухих, как старый пергамент, щеках. Аромат Chanel смешивался с кисловатым запахом блевотины, и Стас едва не умер от отвращения, когда ведьма, сложив губы трубочкой, его поцеловала. Ему захотелось изо всех сил вмазать ей по лицу – что ты делаешь, старая дрянь, я же ровесник твоих внуков!
Но вместо этого он улыбнулся. За окнами серел рассвет, а это означало, что оплаченное время истекло.
В дверях Ирма вручила ему многообещающе пухлый конверт.
