Тут рядом с ней затормозил большой синий автомобиль, оконное стекло скользнуло вниз, и знакомый бас прогудел:
— Сколько лет, сколько зим! Екатерина Васильевна, вы? Судьба! Прыгайте скорее! — Всеобщий друг Добродеев, перегнувшись через пассажирское сиденье, распахнул дверцу.
Екатерина, не раздумывая, уселась рядом с ним. Добродеев, улыбаясь, смотрел на девушку.
— А я вам звонил несколько раз, и домой, и на работу! То говорят, нет, то не пришла еще, то будет позже. Вы что, на охоте пропадаете? А ведь интервью обещали!
Екатерина с удовольствием вслушивалась в легкие шутливо-укоризненные интонации, теплый добродеевский бас. Какой славный человек этот Добродеев!
— Какая там охота! У меня отпуск. Брожу по городу и радуюсь весне. Просто не верится, что скоро Новый год. И думаю, что лучше — отправиться в Крым или на лыжах в лес! А как вы?
— Я — никак. В застое.
Тут Екатерина заметила, что, несмотря на бодрый тон, выглядит Добродеев неважно. Бледен, подпухшие веки. Правда, выбрит до глянца.
— Что-нибудь случилось? — встревожилась она.
— И вы готовы немедленно прийти на помощь? Нет уж, Екатерина Васильевна, пока без детективов обойдемся! Все в порядке. Просто хандра! Знаете, как это бывает… Впрочем, откуда вам это знать! Так вот, просыпаешься однажды утром и думаешь, что тебе уже много лет, а ты ничего не достиг, ни в чем не состоялся, детей не родил, книгу не написал, дерева и то не посадил, и так далее! И ты впадаешь в депрессию. Случайный взгляд в зеркало, отражающее собственную морду лица, не внушающую больше никаких иллюзий, добивает. Работа осточертела. Друга близкого, чтоб припасть к его груди и долго и сладко рыдать, распив перед этим бутылочку хорошего коньяка, тоже нет. Женщина? Женщины нет, а есть женщины, извините за дешевый каламбур. И не слушайте меня, старого зануду. — Он преувеличенно-горестно вздохнул.
Екатерина расхохоталась. Все сегодня казалось ей просто замечательным. Даже нытье Добродеева.
— А знаете, какое самое лучшее лекарство от депрессии?
— Знаю! У вас, прекрасного пола, одно лекарство на уме — любовь!
— Любовь тоже неплохо! Но сложно. Лучше отправиться путешествовать. На природу, в лес!
— В пампасы и прерии! Вы серьезно? — Он напряженно смотрел на нее, словно от ее ответа зависело нечто очень важное для него.
— Конечно, серьезно! Вот прямо отсюда — и в вечность! В лес то есть!
— А вот знаете, Екатерина Васильевна, телепатия все-таки существует! Ведь я собирался в одно замечательное место, которое вполне можно использовать в медицинских целях. Как лекарство от ностальгии. Ну, не сию минуту, разумеется, а в принципе. Но одному туда как-то не улыбается. Хотите, махнем вдвоем? Раз уж Бог послал мне вас, как кусочек сыру старой вороне, а?
— Сейчас?
— Так я и знал! Природа, лес, ахи, охи, а как до дела, помочь депрессивному другу, так сразу в кусты! Сейчас? Именно сейчас! Сию минуту! Ну?
— А куда?
— А сюрприз! Старик Добродеев знает такие места! Вам и не снилось!
— Даже не знаю… — нерешительно протянула Екатерина, зная, что уже согласна, что от возможности походить по зимнему лесу ее охватывает предчувствие радости.
— Зато я знаю! — строго сказал Добродеев. — Старших слушаться надо. Вперед!
Машина плавно вильнула, набирая скорость — мелькнули городские окраины, какие-то складские строения, — и вырвалась на почти пустое загородное шоссе, пересекаемое то тут, то там нитками проселочных дорог. Потянулись, кружась, рощи, перелески и поля, покрытые снегом. Здесь была настоящая зима.
— Ой, смотрите, заяц! — вдруг закричала Екатерина. Справа от дороги, в снегу, сидел одинокий рыже-серый зайчик. — А разве они не белые зимой?
— Не думаю. Никогда не видел белого зайца, — с сомнением отозвался Добродеев, — а перевидел я их изрядно! У меня друг в Западной Украине, в Карпатах. Вот там охота! И на оленей, и на зайцев, и на кабанов!
— И не жалко убивать?
— Людей убивают, и то жалеть некому.
Они помолчали. Потом Екатерина сказала:
— Никогда не смогла бы убить.
— Человека?
— О Господи, нет! Животное. О человеке и речи нет!
— Некоторых людей стоило бы. У меня есть друг, так он говорит, что собаку убить бы не смог, а человека, пожалуй, смог бы.
— Надеюсь, он шутит.
— Но иногда это решение проблемы.
— Не думаю. Сразу появится другая.
— Это как?
— Я допускаю, что загнанный в угол человек может пойти на убийство. Не умея оценить ситуацию реалистически, он думает, что это выход. И что дальше?
— И что же дальше? — словно бы поддразнил Добродеев.
— Да он жить с этим не сможет! Спать не будет! Душу рвать раскаянием будет! Знаете, я читала, что убийцы приходят с повинной через десять, двадцать лет. Даже тридцать! А можете представить себе, как он жил все эти годы?
— Эх, Екатерина Васильевна, наивная вы душа! Мучения, раскаяния! Да посмотрите, что делается вокруг! Газеты читаете? Криминальные хроники?
— Читаю, и тем не менее… — Екатерина прервала себя на полуслове, подумав: «Идиотка! У человека тоска, а я его развлекаю историями о раскаявшихся убийцах!» — А у меня первый день отпуска! — с размаху переменила она тему разговора.
— А охотится кто?
— Простите?
— «Королевскую охоту» на кого бросили?
— На заместителя! Это мой первый отпуск за два года!
— А как же бедный богатый миллионер Ситников со своими проблемами?
— Не знаю! Не видела его целую вечность.
— Но вы же работаете на него? Разве нет?
— Не уверена!
— Вы такая таинственная сегодня… Я и сам его целую вечность не видел. А раньше друзьями были, но он с тех пор очень переменился… — Добродеев задумался. — Как недавно все было и как давно! Знаете, мы все были уверены, что они с Алиной поженятся… А потом, как гром среди ясного неба — она с Володей Галкиным! Ну, для Ситникова это, может, и к лучшему… Алина была создана для подвига, а не для семейной жизни. Вообще мне иногда казалось, что она заблудилась во времени. Ей бы родиться пару тысячелетий назад, какими-нибудь гуннами водительствовать. В Средние века ее бы, несомненно, сожгли на костре! А у нас, в нашем времени, ей было тесно. Жаль ее, такая нелепая случайность!
— Что «нелепая случайность»?
— Ее смерть.
— Разве ее смерть — случайность?
— А вам что-либо известно о ее смерти?
— Нет, не известно. Но когда умирают две сестры, причем обе без видимых причин, как будто бы случайно, начинаешь думать, что здесь нечисто!
— Ситников — как царь Мидас! К чему ни прикоснется, то либо превращается в золото, либо умирает. — В голосе Добродеева прозвучали неприятные нотки.