Пить решили традиционное шампанское и лимонад.
— Мама делает вкусный, апельсиновый и смородиновый, — похвастался Данил, а Никита посмотрел с таким удивлением, будто у нее вместо рук была пара щупалец, а он только сейчас заметил. Выбрали апельсиновый.
— Слушай, сними ты свой намордник, — сказал Никита, открывая бутылку с шампанским, — Данька тебя видел, а мне уж точно все равно, какая ты.
— Мама красивая! — заявил сын.
Саломия одернула его, а Никита тактично сделал вид, что не заметил, как явно Данил продвигает свою маму перед потенциальной аудиторией в его лице.
— Тебе ведь так есть не удобно, — не отставал Елагин.
— Я не ем так поздно, — ответила она, — я завтра позавтракаю у себя в комнате.
Но повязку ослабила, оставив завязанными только верхние завязки. Она и шампнское не собирается пить, сделает пару глотков.
— Загадываем желания? — подмигнул Никита Даньке. И не надо было обладать телепатическими способностями, чтобы вычислить, какое желание загадал их сын.
И Саломия загадала. Сама от себя ошалела. По непроницаемому лицу Елагина было сложно разгадать его желания, в любом случае, вряд ли она о них узнает. Внезапно стало до жути интересно, но Никита уже поднимался из-за стола вслед за копошащимся под елкой Данькой.
— Мама, мамочка, смотри! — прошептал ее восторженный ребенок и с обожанием повернулся к Никите — Это же для дайвинга?
Тот удовлетворенно кивнул, а Данил, как зачарованный, смотрел на детский гидрокостюм и полный комплект снаряжения для дайвинга.
— А это тебе. С Новым годом, — он поставил перед Саломией запаянную в пленку коробку, и она порадовалась, что сидит. Это были любимые духи его жены, его Мии, и она хорошо понимала, для чего он решил их подарить. Если она будет пахнуть, как Мия, ему будет проще…
Изнывая от желания запустить в него коробкой, Саломия сподобилась только невнятно поблагодарить.
Никита объяснял Даньке назначение каждого элемента снаряжения, а Саломия продолжала гипнотизировать коробку. Когда-то ей так нравился этот аромат, а Никита совсем сходил с ума, зарываясь в ее волосы, пахнущие Герлен… С тех пор она запрещала себе даже вспоминать этот запах, и выбор Никиты ее задел. Он что, всех своих девок им поливает?
Елагин, явно почувствовав, что атмосфера накаляется, вернулся за стол и уставился на Саломию, положив руки перед собой. Комната озарялась вспыхивающими огоньками елочных гирлянд, на столе горели витые свечи в новогодних подсвечниках из шишек, лент и шаров. Саломия смотрела на темные волосы, волной лежащие над высоким лбом, глаза, казавшиеся совершенно синими, губы, когда-то нашептывавшие ей любовные признания в те редкие минуты, когда не блуждали по ее коже…
— Со мной что-то не так? — вывел ее из полузабытья голос Елагина. — Я начал превращаться в тыкву? Так вроде и полночь давненько пробила.
— Прости, — она смутилась и тут же спохватилась, — это очень неудобно, мы не приготовили тебе подарки, но мы исправимся.
— Вы уже сделали мне подарок, Алина, — серьезно ответил Никита, и от его тона по телу поползли мурашки, — этот вечер. Мне давно не было так хорошо, правда, мне больше ничего не нужно. Разве что за исключеним того, о чем я тебя просил.
Последние слова он проговорил с нажимом, глядя ей прямо в глаза, но тут, к счастью, вмешался Данил:
— Я совсем забыл, мама, у меня есть подарок для Никиты, я не знал, что он сегодня приедет, — и помчался в свою комнату.
— Это любимые духи твоей жены? — спросила Саломия, в ответ буравя его взглядом, на что Никита удивленно кивнул:
— А ты откуда знаешь?
— Это старый аромат, ему уже восемь лет.
Никита снова качнул головой, давая понять, что оценил ее осведомленность, а затем неожиданно накрыл ее руку своей.
— Я не просто так выбрал этот парфюм, Алина. Мое предложение остается в силе, я хочу, чтобы ты родила мне ребенка, и теперь я еще больше в этом убедился. Но я против ЭКО. Я перечитал гору материала и считаю это настоящим насилием над организмом, ты молодая женщина, уверен, мы обойдемся сами.
— Никита, что ты несешь! — она попыталась убрать руку, но он для верности накрыл ее сверху второй ладонью.
— Не спеши, подумай. Я тебя не тороплю, ты должна сама этого захотеть. Я обещаю, что не сделаю ничего, что тебя заденет, я буду… нежен, обещаю, — поледние слова он проговорил почти шепотом, и Саломия с ужасом понимала, что еще немного, и она совсем перестанет себя контролировать.
«Медленно… Нежно… Осторожно». Сейчас она выскочит из-за стола, оббежит вокруг и обнимет его за шею, прильнет всем телом, и к черту тендер, миллиарды, пусть он уже убил ее однажды, но что делать, если жизнь без него хуже смерти? Надо что-то с этим делать, Саломия решитльно закатила рукав домашнего джемпера, мягкий трикотаж легко поддался, обнажая руку и большой шрам, стягивающий кожу и теряющийся дальше под одеждой.
— И что? — поднял брови Елагин. — Что ты хочешь этим сказать?
— Такие же шрамы у меня на лице, — она говорила так, будто признавалась как минимум в убийстве населения целого города. Или континента.
— А почему ты считаешь, что мне не похер на твои шрамы? Разве я приглашал тебя стать лицом компании? И если я не ошибаюсь, современная медицина давно с таким успешно справляется. Ты меня, наверное, невнимательно слушала, мне нужна не твоя красота, а ребенок. Или ты по-прежнему хочешь мстить мне, а, Монте-Кристо? — проговорил с усмешкой Елагин.
— Я не Монте-Кристо, — ответила с усилием, понемногу приходя в себя, и тут же мозг пронзила догадка, а что, если это всего лишь хитроумный план? Защита нападением, согласись она родить ему ребенка, она станет совсем перед ним беззащитной. И она не сдержалась: — Что ж, Елагин, раз ты так не уверен в собственных силах, может есть смысл просто выпить виагру? Или все твои женщины в обязательном порядке должны пахнуть твоей женой, иначе у тебя…
Дальше она не договорила, пальцы сжали тиски так, что она тихонько вскрикнула.
— Думай, что говоришь. Я не знаю, сколько ты там насчитала тех баб, я как раз их не считал. Даже имя не всегда спрашивал. С тобой так не смогу, не знаю, что в тебе есть такое особенное, а уже сейчас понимаю. И любить тебя не смогу. Но мой ребенок не должен появиться через силу, я так не хочу. Ты должна привыкнуть ко мне, а я к тебе, поэтому просто помоги мне. Не хочешь, вылей духи в унитаз.
— Ты болен, — прошептала Саломия, еле сдерживаясь, чтобы не разреветься, как обиженная девчонка.
— Разве я с этом спорил? — криво усмехнулся, и снова в голосе прозвучала такая неприкрытая горечь, что у нее тут же сдавило грудь. К счастью, в гостиную уже бежал Данька.
— Это тебе! — он протянул Никите коробку, которую Саломия тут же узнала, сын сам мастерил ее совсем недавно, она даже помогала ему правильно сложить картон. В коробке лежала собранная им модель атома из набора, которую Саломия подарила ему к дню Святого Николая.
Никита шумно восхищался моделью, потом они обсуждали что-то связанное с ядром и электронами, Саломия не стала вникать, а начала убирать со стола. Мужчины тут же включились в работу, а потом Никита предложил посмотреть «Один дома».
Они с Данькой улеглись вдвоем на диване перед телевизором. Саломия смотрела, как сын жмется к Никите, как вскидывает счастливую мордашку, глядя на него щенячьими глазами, и судорожно сглатывала собирающиеся в горле комки.
Они были так похожи, отец и сын, оба в спортивных трикотажных костюмах — решено было Новый в год встречать без официоза, Саломия и так не собиралась наряжаться, напротив, постаралсь выбрать одежду посвободнее, чтобы избежать сходства с Соломией Елагиной. И у нее получилось, Никита всего лишь мазнул по ней взглядом, а потом снова переключил свое внимание на Данила.
— Иди к нам садись, что там сидишь, как статуя в саду, — обернулся Елагин, и она вспыхнула до корней волос, но все же забралась на диван со стороны Даньки. Данил с Никитой заходились хохотом, а Саломия не могла пошевелиться, чувствуя обжигающую близость лежащего совсем рядом мужчины. Достаточно было протянуть руку, чтобы его коснуться.
