— Граф, я не могу… не могу… Делай, что хочешь, убивай, калечь, но я не могу…
Михай продолжал уперто идти в отказ, теряя пальцы, один за другим. Его глаза становились тусклыми, голова повисла, с каждым щелчком по телу проходила судорога, но он не заговорил. Кого он боится настолько, что готов умереть сам, только чтоб не слить информацию? Вернее, на каком крючке его держат намертво?
Физические страдания ублюдка не приносили мне облегчения, это заблуждение — считать, что месть может утолить твое отчаяние. Она — просто орудие в руках нашего бессилия перед тем, что невозможно повернуть время вспять. Я его просто наказал. Даже если бы он остался в живых, никогда не смог бы взять в руки ни ствол, ни нож…
Но я должен узнать, кто объявил нам эту войну. Исподтишка, как трусливая подлая крыса. И сейчас нужно задействовать другие методы. Нащупать то самое место, целясь и попав в которое можно разрушить человека полностью.
— Михай, ты не жилец. Но ты ведь не уйдешь из этого мира просто так, ты уже оставил в нем свой след. Вернее, два маленьких следа. Таких беспомощных, кудрявых, которые сейчас, наверное, сладко спят в своих кроватках после того, как мама рассказала им сказку.
Заметил, как он конвульсивно дернулся и поднял голову. Опухшее синюшное лицо — как кусок отбитого мяса, футболка пропитана кровью, руки стали похожи на уродливые обрубки. Он сцепил зубы и процедил:
— Не смей, Граф. Иначе я вернусь с того света и урою тебя.
Я понял, что попал четко в цель. Все до банальности просто — Михай оказался человеком. Да, вот такой парадокс. Но даже самые конченые головорезы имеют свои слабости.
— Я тебе даю слово, а мое слово — кремень. Я не дам их в обиду.
— Да что ты чешешь? Ты уже одних в обиду не дал, — и зашелся в истерическом смехе. Он понимал, что перешел за грань, когда страх за самого себя просто растворился.
— Дело твое… Макс, ты же с пацанами навестишь очаровательную сараевскую семейку? Плохую новость сообщишь, ну, и пожалеешь, как следует хозяйку. Правда?
Михай сплюнул на пол и начал истерически кричать:
— Чтоб ты сдох, Граф. И я рад, слышишь, я рад, что смог, бл***, сделать тебе больно. Только это начало, мать твою. Макаронники*1 не успокоятся, пока вся ваша гнилая семейка не отправится в ад!
Андрей
Я отдал короткий приказ водителю ехать в сторону центра города, именно там мы условились встретиться с Максом. Обсуждать их встречу с Татьяной по телефону было не то, чтобы не прилично, это понятие абсолютно не взязалось с ее персоной, скорее, это было не совсем безопасно. В нашем мире уши имеют не только стены… В очередной раз мысленно возвращаясь к разговору с врачом, я понял, что внутри не возникло практически ни одной эмоции. Меня давно перестала удивлять человеческая подлость, низость, фальшь и лицемерие. Каждый из нас сам решает, кем ему быть, кем стать и какое место занять. Есть истины, которые непросыхающими чернилами прописывает на полотне жизни опыт. Он самый жесткий педагог, уроки которого ты вынужден будешь освоить. Вопрос в другом — сделаешь это с первого раза или же, пытаясь сопротивляться, выставляя против его доводов какие-то свои, личные, вначале потеряешь от хриплого крика голос, а дальше твои глаза перестанут видеть мир в цветных тонах, потому что он утонет в бескомпромиссном монохроме.
Сотовый валялся на соседнем сиденье, постоянно мигая от наплыва звонков. Я изредка бросал короткий взгляд на дисплей, на ходу решая, кому стоит ответить. Со временем учишься фильтровать не только людей, но и информацию, которую они могут выдавать.
Очередной вызов… От отца. Скулы напряглись., как и пальцы, которые непроизвольно сжались в кулаки. У меня никогда не возникало желания разговаривать с ним, но я всегда отвечал, так и не задумываясь почему — жалел или понимал, что у нас осталось слишком мало времени.
Я слушаю…
– ¬Здравствуй, сын. Как поживаешь?
— Я в пути сейчас, дел невпроворот. Как здоровье? Фаина с тобой?
— Да что ты со мной как нянька тут? Сговорились вы все, что ли? Что за дела? Куда едешь, Андрей?
— Важные дела. Не для обсуждений. Ты отдыхай больше, я заеду на днях. Может, нужно что-то?
Услышал на том конце провода тщательно скрываемый вздох — глубокий такой, тяжелый, если бы кто не знал Саву Ворона, то поверил бы даже, что там проскользнуло сожаление.
— Не нужно, все есть у меня. Держитесь там, если что — я всегда на месте.
— Не беспокойся, у нас все под контролем. Как и всегда. Не болей.
Я нажал на отбой и опять почувствовал легкое раздражение. Чем больше он пытался делать вид, что мы так и остались семьей, тем сильнее во мне нарастало желание доказать ему противоположное. Только и в этих эмоциях я себя жестко контролировал, понимая, что равнодушие ранит куда сильнее. Водитель припарковался возле ресторана “Прага” и я, отдав ему необходимые распоряжения, вышел из машины.
В мою сторону направлялась чета Вавиловых. В первые секунды мне казалось, что я обознался, но, присмотревшись, понял, что да, это они. Владимир Вавилов — один из олигархов, как и мы, родом из 90-х, владелец алюминиевых заводов, сети казино и подпольных борделей, широкоплечий, высокий, чем-то похож на медведя. Он выходил из ресторана, двигаясь широким шагом, а вслед за ним бежала как собачонка его жена Жанна, удел который еще хуже, чем половой коврик в прихожей. Она терпела его унижения, побои, тщательно замазывая синяки и отлеживаясь по несколько раз в год в больницах, собирая себя по частям. Об их парочке знал весь город, одни ей сочувствовали, другие — злорадствовали, третьи — восхищались, до чего нужно любить деньги, чтобы так за них цепляться. Последнее событие, о котором еще долго говорил весь столичный бомонд, только добавил им убежденности в том, что бесхребетный, лишенный воли и достоинства человек — хуже пустого места. Вавилов организовал шикарный прием, по высшему разряду, на котором гостей развлекали звезды мирового шоу-бизнеса. Элитный алкоголь, наркотики, безотказные топ-модели и концентрация сильных мира сего на квадратный метр площади просто зашкаливала. На таких вечеринках решались серьезные дела, налаживались контакты и вершились судьбы — и все это под мишурой дикого веселья и порочных развлечений. Он расхаживал среди всего этого великолепия, словно царек, который обозревает собственные владения, контролируя, чтобы каждый присутствующий понимал размах его щедрости. Он заливался все большим количеством алкоголя, время от времени дергая за локоть законную супругу, которая, проглатывая стыд и неудобство, улыбалась гостям, играя роль любезной хозяйки. Через несколько часов Вавилов, еле держась на ногах от выпитого, смахивая с носа остатки кокса, схватил микрофон и объявил, что специально для уважаемых гостей приготовил особый подарок.