Ульяна Соболева - Черные Вороны. Лабиринт

Вошел без стука — во-первых, не посчитал нужным, во-вторых, я знал, что меня ждали. Увидев Ворона и Афгана, невольно захотелось ухмыльнутся, — картинка точь-в-точь как я представлял. Наверное, это единственное, что я смог познать в том, кого звал отцом.

Они повернули головы в мою сторону, отец, пригубив напиток из бокала, жестом пригласил присесть и, прокашлявшись, сказал:

– Ну что, сынок, с чем пришел? Башку Михая в кармане прячешь?

Я уловил эти издевательские нотки — попрекает вспыльчивостью и импульсивностью, которые раньше всегда срабатывали до того, как я успевал с ними совладать.

- Я знаю, что рыба гниет с головы, но в этот раз в моих планах — истребить весь косяк…

Афган поднялся с дивана, подошел к бару, плеснул на дно бокала виски и, отдав его мне, сказал:

– Сараевские пошли по беспределу. Нужно наказать — иначе вся шваль скоро головы поднимет.

– Этот беспередел кто-то очень хорошо организовал. Кишка тонка у Михая так залупаться. Тут кто-то более серьезный нам лично вызов бросает… — ответил Афгану и краем глаза уловил взгляд отца. Он наблюдал за мной, молча, делая вид, что рассматривает бумаги.

Я и сам задержал на нем взгляд, не смог отвести. Отец осунулся и, кажется, сильно похудел, черты лица заострились. Кожа приобрела нездоровый восковый цвет. Только во взгляде былая стойкость и непрогибаемость. Колючие глаза, как и прежде, смотрели цепко и лихорадочно блестели из-под тяжелых посеревших век. Он оставил бокал и обратился ко мне:

- Я знаю, сын, что на это дело должен пойти именно ты. За такое не просто наказывают — это твоя, личная месть. Собирай братву — надо показать тварям, кто в этом городе хозяин…

Я молча кивнул, соглашаясь, но разговаривать с отцом, словно между нами не было этой пропасти из лжи и ненависти, не мог. Понимал, что сейчас не время выяснять отношения, играя в молчанку. Отвечал сухо, коротко, смотря на Афгана или устремив взгляд на картину, которая висела на стене, продолжая рассуждения:

- Подготовиться нужно, чтоб ни одна сука в живых не осталась. Завтра Михай устраивает на своей хате очередную блядку. Мне нужен план дома, крысу среди сараевских найти не проблема. Остальное — детали.

- Поедете вместе со Зверем и пацанами. Стволы и прочий арсенал на складе возьмите — все, что нужно, там есть. Молодым везде у нас дорога…. - сказал и опять зашелся в приступе кашля.

Уловил сказанное между строк, не поверив собственным ушам. Ворон позволил льду начать таять? Что это? Сожаление? Попытка сгладить острые углы? Никогда не поверю. Да и не нужно мне этого больше. Верить Ворону — слишком дорого. А я разучился терять.

Выехал на дорогу… меня встретила темнота, которую прорезали только огни ночного города. Врубил громкость стереосистемы на максимум, открыв окно и вдыхая полной грудью воздух. Хотелось задавить в зародыше мысли, которые начали оплетать меня ядовитым плющом…

Как и договаривались, я подъехал к дому в 19.00. Нашпигованные оружием и братками автомобили уже стояли возле ворот в полной готовности. Я прошел в дом, чтобы обсудить последние детали с Афганом и отцом, в кабинете кроме них находился Макс. Все звали его Зверем. Бывший беспризорник и уличная шпана, который неплохо пробился по «карьерной» лестнице. Несложно догадаться, за какие заслуги его прозвали Зверем. Отирался возле отца уже давно. После того, как я открыл для себя некоторые факты его биографии, буду наблюдать за ним очень внимательно. Слишком много концов на нем, как оказалось, завязано.

Хваткий взгляд, холодный и отстраненный, он как будто отгораживался от мира, тщательно скрывая собственные эмоции. Обычно за такой непроницаемостью прячут самые опасные знания. Тот, кто знает, как сделать тебе больно, всегда добьётся от тебя послушания.

Поздоровались, скрепив приветствие коротким рукопожатием. Чувствовалась натянутость — нам есть что делить, верно, Макс? Через несколько дней я узнаю это наверняка. А пока что не время для эмоций, только слаженные действия и четкое понимание инструкций — на дело мы идем вместе.

— Макс, что там с планом дома?

— Все на мази, хрен ускользнут…

— Тогда выдвигаемся, хватит трепаться. Нас там ждут… — увидел, как Макс сжал руки в кулаки. Ему не понравилось, мой тон его очень раздражает. Чтобы убедиться в своих предположениях, добавил, — В дом не врываться, пока я не дам указания. Передай остальным.

Желваки, которые заходили на его скулах, лишь подтвердили мои предположения. Уверен, он хотел замочить меня прямо здесь и сейчас. Без размышлений. Завалить, на трассе вытолкнуть из машины и поехать дальше. Этот свирепый взгляд я знал очень хорошо…Это должно было быть его разборкой, и я ему не в тему, впрочем, как и он мне.

Дом Михая находился за городом, что было нам на руку. Его истошные крики не заинтересуют любопытных зевак, как это было бы в случае с квартирой или одним из кабаков, в котором сараевские обычно любили зависать.

Мы выключили фары, чтобы не привлекать внимание и подъехали к воротам. Они были слегка приоткрыты — значит, все уже сделано. Один из наших парней проник во двор, чтобы добраться до датчика сигнализации и отключить ее. Мы должны войти в дом максимально тихо, не дав ни одного повода для паники, чтобы вся мразь, которая находилась внутри, продолжала бухать, колоться, трахать своих шлюх и обдалбываться, не понимая, что сейчас ее порешат.

После того как сигнализацию отключили, мы подошли к большим клеткам с массивными железными прутьями. Все овчарки, которые в них находились, подохли — их траванули заранее. Оставалось зайти в дом и заблокировать в нем все выходы. Часть пацанов оставались во дворе на шухере и чтобы отстреливать тех, кто попытается выбраться через окна.

Ни одна тварь не выйдет отсюда. Я даже не позволю их похоронить. Сгниют в этой дыре, отравляя воздух тошнотворной вонью. Братская могила, бл***.

Мы вошли… Макс держался рядом, в случае чего мы должны были друг друга страховать. Пацаны разделились, чтобы охватить сразу все части дома.

Через несколько минут началась стрельба. Мы просто убивали всех, кто попадался на глаза. В упор. Не важно, прав или виноват, сараевский или попал сюда случайно. Неудачно в гости заглянул — расхлебывай!

Каждый из них встретил свою смерть с распахнутыми от ужаса глазами. Даже те, кто были под дозой. Жажда жизни выталкивала из организма всю дурь, уступая место инстинктам самосохранения — бежать пытались все.

Стены дома окрашивались кровавыми брызгами, ковры комнат пропитывались липкими лужами, а шикарная мебель разлеталась в щепки — и все это под леденящие кровь крики и просьбы пощады, которые обрывались на полуслове. Некоторые вопили, другие при виде дула падали на колени, умоляя не стрелять, были и те, кто пытался отреагировать, дёргаясь в попытке достать свои стволы. Но исход был один — молниеносный выстрел в голову. Мы пробивали их черепа и хладнокровно наблюдали, как вытекают мозги. Не умели ими пользоваться при жизни — сейчас тем более не нужны.