с самбистами «дыхание», на третьей заплывы на скорость.
Ваня слушает невнимательно, постоянно отвлекаясь, то на меня, то с парнями болтает.
Я плаваю на первой с ребятней. И Бес тоже там. Неутомимо подкидывает мальчишек, учит крутить сальто, нырять, плавать. И даже улыбается!
Повиснув на разделительных поплавках, растворяюсь в голосах…
Возле меня на шезлонге две молодых женщины. Таких… «губоногих», как говорит бабушка. С явным апгрейдом на лицах.
— Мм… какой, смотри… — едят взглядом Бессариона.
Он стоит там, где вода по пояс и торс у него, конечно, залипательный. И улыбка у него очень харизматичная. С улыбкой он сразу выглядит моложе, легче, мягче.
— Как его из этих лягушат выцарапать? — меняют они позы, на более манящие, не сводя с него глаз. — Час уже как с ними барахтается…
Но Бессо глаз на телочек не поднимает, он внимательно следит за детьми. Половина из них даже пока плавать не умеет.
— Стася, — окликает он малышку.
Я тоже перевожу на неё взгляд. Обняв, плавательную пенку стоит на мели. Губы дрожат.
— Иди к нам?
Отрицательно качает головой, вежливо улыбнувшись.
— Я поплаваю с ней! — опережая Бессо, иду к Стасе.
— Ты чего трясешься? Замёрзла?
Кивает.
— Пойдём, погреемся.
Усадив на шезлонг, ищу её полотенце.
— Это?
— Да.
Полотенце застиранное, сероватое со штампом интерната. Пахнет хлоркой.
Капец…
Но моë уже влажное. И я накидываю ей на плечи то, что есть. Растираю, прижимаю за плечи к себе.
Она виском прижимается к моему плечу. Очень горячая. Дрожит…
У меня как-то неспокойно внутри.
Может, у неё жар? Она такая молчаливая и щеки горят.
— А тебе температуру на входе измеряли?
— Угу…
Кладу руку на лоб, как мама мне, когда я болею. И мне опять кажется — горячо. Жалко, что Алёны сегодня с самбистами нет.
— Пойдем-ка.
Веду её за руку в мед кабинет. Стася едва плетётся.
— А можно температуру девочке померить?
Женщина в халате щёлкает ей «пистолетом» у лба.
— Ого! Что ж вы больного ребёнка в бассейн притащили? — с осуждением. — Тридцать восемь и девять!
Это, кажется, очень много.
— Наверное, ей надо какое-то лекарство дать?
— Конечно. Немедленно из воды. Врача вызывайте.
— Дайте нам таблетку какую-нибудь сейчас.
— У меня только парацетамол. Аллергия на лекарства есть?
— Откуда мне знать?! Стась, — прижимаю к себе. — Есть аллергия?
— Есть.
— А на что?
— Я не помню, — испуганно смотрит мне в глаза.
— Пойдём к Бессариону!
Я тащу еë обратно к бассейну. А там детей — никого. Только старшие.
— Вань! А где Бессарион? — кричу я.
— В сауне они. Греются.
Сауна отдельно мужская, отдельно женская… И выход в неё из раздевалки.
— А что?
Тренер свистит в свисток.
— Яшин, Тарханов, на старт.
Иван ныряет.
Я хватаю свой телефон и звоню маме. Мне нужна какая-то инструкция! Всë, что говорили на курсах — каша в голове. Названия жаропонижающих я помню, но их во- первых нет, а во-вторых, если аллергия давать нельзя.
— Ма-а-м!
— Господи, что случилось?!
— У меня Стася, помнишь? У неё тридцать восемь и девять. Что мне делать? Как врача вызвать? На лекарства аллергия. А тренер отошёл.
Стася, поджимая коленки, ложится на шезлонг.
— Мы в бассейне, — уточняю я. — «Олимпе».
— Я сейчас Скорую вызову. Одевайтесь, спускайтесь в фойе. Тренеру не забудь сообщить.
Когда выходим из раздевалки, на лестнице пересекаюсь с Бессарионом. Бёдра обернуты полотенцем, видимо сразу выскочил к нам.
— Что случилось? — присаживается перед Стасей.
Объясняю ему.
— Мама Скорую вызвала.
— Черт! — с досадой оглядывается, на раздевалку.
У него там ещё горсть. Не бросишь же.
— Надо в интернат звонить. Но они просто оставят в больнице врачам, пока не поправится.
— Я с ней поеду.
— Хорошо. Спасибо. Я Алёне позвоню, она как освободится заедет. Позвони мне оттуда — как и что, ладно? Давай, держись, боец, — поддерживающе сжимает ей плечи Бес.
Мы едем в Скорой. Температура растёт. Стасе ставят капельницу с чем-то.
Я держу её за руку. Машина качается.
— Не хочу в больницу, — тихо плачет она.
— Я в палату к тебе приду, — обещаю я.
А в больнице её забирают врачи.
И что говорить Бессариону по поводу «что и как» я не знаю.
— Вы — кто ей? — спрашивают меня при попытке пройти. — Только родственники…
В палату удаётся прорваться только с мамой, когда она начинает махать своим статусом жены мэра.
Не пускают, наверное, ещё и потому что у Стаси не могут сбить температуру. Подозревают инфекцию почек.
Прибегает Алёна, говорит с врачами, они обсуждают препараты, которые можно и нельзя. А мы просто сидим в палате возле полыхающей девочки под капельницей. Ей что-то вкалывают в баллон.
Ваня шлёт мне периодически вопросы. Отправляю поцелуи, пишу, что занята.
Мама поправляет Стасе простыню, трогает лоб. Стася не открывая глаз ловит её за руку.
— Мама…
Мы обе задохнувшись от этого трогательного брошенного слова, отворачиваемся друг от друга.
Мама начинает плакать, тайком вытирая слезы.
Мы молча сидим, ждём. Я в телефоне читаю про усыновление.
Нам с Иваном не отдадут…
Мама, поморщившись, выкидывает в мусорное ведро Стасино полотенце. Внизу покупает ей новенькое, побольше, с цыплятами. Ещё — бельё, пижаму, носочки…
Я пару раз говорю по телефону с Бессо.
Медсестра прикрепляет лист с результатами анализов над кушеткой.
Я снимаю, читаю.
— Что там? — интересуется мама
— Алани-нинами-мино-трансфераза! Господи, сатану они там вызывают что ли этими заклинаниями?! — возвращаю листок обратно.
— Ну что здесь
