гонке за миллионами зеленых бумажек и выдохнул.
– Так, – говорит Леся, горделиво вздернув подбородок.
У нее в комнате царит полумрак. Опускаю взгляд на ее выпируюцие ключиться и сглатываю. Из под обычного розового халата в цветочек, выглядывает край кружевной ночной рубашки.
– Я рад брату. Задолбался быть один. У тебя вот есть Герман, а Леся рассказывала о своих младших. Ты в курсе, что у нее есть брат и сестра? И папа и мама и даже бабушка. Собаки у них нет… – болтает сын и я незаметно выдыхаю. Воспринял новость без агрессии, это уже хорошо. Но потом Данька вдруг в ужасе округляет глаза и продолжает.– Вот черт! Дети же долго растут! Когда он вырастет, я стану таким же старым как вы!
– Даниил!
– О боже…– бормочет Олеся и кажется, давится от приступа неконтролируемого смеха, покачивая головой.
Выразительно смотрю на сына и он сам понимает, что сболтнул. Хлопает ладонью себе по губам и закатывает глаза.
– Это не мат! Пойду чистить зубы. Пока, Лесь! Завтра созвонимся?
Леся немного мнется и бросает на меня быстрый взгляд, неуверенно кивает, хотя Данька уже убежал и не видит ее.
Зато я любуюсь.
Когда не накрашена, совсем как девчонка выглядит. И нафига я ей сдался? Ей бы пацана ее возраста и без багажа за плечами. Чтобы совместный опыт и ошибки вместе наживали. Вместо этого болтает по вечерам с моим сыном, под сердцем носит еще одного ребенка и смотрит на меня так, что внутри все замирает и переворачивается как в далекой юности.
Беру телефон в руки и прошу:
– Не сбрасывай. Давай поговорим.
– Ладно…
Замолкаем, а потом начинаем одновременно:
– Как ты?
– Спасибо за ягоды.
Усмехаюсь.
– Пустяки.
– Ты не злишься, Богдан? На то что я разболтала про малыша? Я считала ты давно ему сказал, – быстро в свое оправдание начинает тараторит Олеся, теребя кончик косы. Словно боиться, что я вдруг начну ее отчитывать. – Прости-прости.Так я бы ни слова…это должен был сделать ты, как отец. Но Даня, он…начал задавать наводящие вопросы. Намекать. Мне показалось знает.
Возможно хитрый Даниил, что-то и заподозрил еще в коридоре больницы. Картинки на стенах там были весьма говорящие. Боялся у меня спросить? Дерьмовый я отец.
– Закрутился. Я даже рад, что это случилось так, при тебе. Меня бы он такой бурной реакцией вряд ли порадовал.
– Поэтому ты не хочешь отключаться? Боишься что десятилетка закатит тебе скандал? – она конечно шутит, но я вижу что затаив дыхание ждет от меня ответа.
– Я боюсь не этого. А того что ты опять перестанешь отвечать на мои звонки.
Щеки ее опять раскраснелись, глаза блестят в свете ночника и кажутся непривычно огромными, губы все искусала. Нервничает? Мой взгляд задерживается на них и я сглатываю скопившуюся во рту слюну. Рефлекс как у собаки Павлова. Дожили.
– Как на работе дела? – переводит тему на нейтральную и удобнее на подушке устраивается, подложив руки под щеку.
Данька распевает песни в ванной, а я беру его телефон и иду к себе в спальню. Ложусь на кровать и начинаю рассказывать. Просто говорю без остановки. Леся иногда перебивает, задавая наводящие вопросы. Но в основном просто слушает кивая и несколько раз пытается скрыть от меня зевки. Я эгоистично не хочу заканчивать нашу беседу, но вижу, что у нее слипаются глаза.
Мы прощаемся быстро.
На утро я звоню ей по дороге в офис опять и впервые за несколько дней Леся снимает трубку.
– Привет.
Я не собиралась опять таять и растекаться перед Полянским лужицей, но игнорировать его присутствие в моей жизни становилось с каждым днем все сложнее. Особенно, когда даже мое собственное тело красноречиво напоминает мне о нем. Богдан словно боялся, что я забуду его, находясь на расстоянии. И всячески старался напомнить о себе. Звонки. Ягоды. Конфеты и цветы. Он писал мне сообщения и просил присылать фотографии. Я фотографировала исключительно живот. Он злился.
Так ему и надо.
Когда Богдан ушел из дома моих родителей, быстро и безропотно, не пытаясь даже спорить или отстоять то малое что есть, между нами, я даже не расплакалась.
Вообще ничего не ощущала, полный эмоциональный вакуум. Пустота и разочарование сбивали с ног. Это не те эмоции, которые должна испытывать беременная, поэтому я просто постаралась занять себя всевозможными делами, чтобы не думать ни о чем и не навредить своему малышу. Он же не виноват в том, что его родители пока никак не могут найти дорогу друг к другу. Возможно, никогда и не найдут.
Я чувствовала себя дурой и последней идиоткой. Жила в каком-то своем выдуманном мире, витала в иллюзиях, надеялась и верила. Он с сыном меня познакомил, с братом, всегда рядом был и казалось, что не безразличен. Я ему запретила себя трогать, касаться, но знала же что хочет. Считывала по его взгляду, движениям. Я ведь влюбилась. Все что был до…казалось пробным периодом, а теперь я вкусила настоящее чувство и сразу налетела на бетонную стену. Разлетелась на тысячи осколков и пытаюсь собрать себя заново.
Цветы мне носил, приехал ко мне, а я о близости с ним вновь мечтала.
Боже…
Умом не тронуться помогали мысли о малыше у меня под сердцем. Я много мысленно с ним разговаривала и обещала, что мы обязательно со всем справимся. У меня есть любящая семья и у него будет такая же.
Любовницей становится я не хочу. Низко. Унизительно. Грязно.
Сейчас я даже рада, что папа всего этого в свое время лишился. Зато он смог сохранить и привить нам, своим детям, другие ценности. Семья. Любовь. Гармония. Что еще нужно для полного счастья?
Я много гуляю последние дни. Дома в четырех стенах сидеть совершенно невмоготу. Мама пытается кормить любимыми вкусностями. Папа несколько раз пытался извинится за свои резкие слова у него в кабинете. Только за что ему извиняться я так и не поняла? За правду? За нее не извиняются.
Толик после школы, сразу заваливается ко мне в комнату. А Дина иногда даже ночью приходит и ложится рядом. Забирается под одеяло, и мы обе притворяемся, что спим. Несколько раз, я слышала, как она тихо плачет в подушку, и явно этому виной не моя неустойчивая личная жизнь.
Богдан постоянно звонит и пишет. Буквально атакует сообщениями!
А потом он начинает посылать цветы. Буквально заваливает ими всю нашу квартиру!
Мама умиляется, расставляя их по вазам, папа хмыкает, почесывая подбородок и даже Дина утаскивает к
